Нынешний Гохран ведет свою историю с 1719 года. Именно тогда Петр I повелел хранить коронационные регалии как вещи, “принадлежащие государству”. Так, в Санкт-Петербурге появилась Бриллиантовая комната, которая с началом первой мировой войны переехала в Москву. Драгоценности спрятали в подвалах Оружейной палаты, в сундуках, заваленных рухлядью. Их исследование и опись завершились только к 1925 году. Кое-что было безвозвратно утеряно, но все самое ценное и красивое попало в Алмазный фонд. В конце 60-х выставку открыли для посещений. Евгений ГАПАНЮК — один из старейших хранителей Алмазного фонда. С ним и побеседовала корреспондент “Труда”.

— Евгений Германович, расскажите, как вы попали на работу в Гохран?

— Мне было 17 лет, когда меня порекомендовали люди, хорошо знающие моих родителей, работавших на режимном объекте. Я начал с участка по перевозке ценностей, потом попал в одно из элитных подразделений — на сортировку государственных ценностей. Оттуда пришел в Алмазный фонд.

— В экспозиции Алмазного фонда находится более 100 исторических экспонатов, в основном это коронационные принадлежности и украшения императриц. А сколько всего предметов было в санкт-петербургской Бриллиантовой комнате?

— Точных архивных данных не сохранилось. Известно, например, что в декабре 1837 года, при Николае I, она вообще чуть не погибла. В Зимнем дворце начался пожар, драгоценности и регалии гвардейцы выхватывали буквально из огня, бросали их в снег на Дворцовой площади. Представьте себе, почти ничего не пропало. Бесспорно, кое-что из императорских ценностей мы потеряли после революции. Часть вещей была сломана, в некоторых украшениях не хватало драгоценных камней. Особая комиссия, которой руководил академик Александр Ферсман и куда, кстати, входил в качестве эксперта Агафон Фаберже, с 1923 по 1925 год изучила императорское наследие и выдала рекомендации: что хранить вечно, а что пустить в переплавку или отдать на аукционы. Некоторые вещи предлагалось передать музеям, так несколько предметов оказалось в Эрмитаже. Чем руководствовались ученые — теперь не узнать.

— На современных аукционах всплывало что-нибудь из бывшего собрания Бриллиантовой комнаты?

— Нет, но такая возможность не исключается.

— Историк Юрий Буранов считает, что в описи, составленной Ферсманом, отмечено в два с лишним раза меньше алмазных диадем, чем их было на самом деле в ящиках, отправленных в Москву в 1914 — 1917 годах.

— В старых списках значилось 14 диадем, у нас хранится только одна. Могу с уверенностью сказать: все, что значилось в описи 1939 года, сохранено сегодня полностью. Правда, изменилась масса некоторых экспонатов, тех, которые были отреставрированы. Например, большой императорской короны, реставрация которой длилась два года. Верх короны украшает внушительных размеров красная шпинель (драгоценный камень массой 398 карат, приобретенный в ХVII веке у восточных купцов), под тяжестью которой просела гирлянда из драгоценных камней. Были отреставрированы малая императорская корона, фельдмаршальский жезл, брошь с историческим изумрудом, бриллиантовые эполеты, другие раритеты. Ювелирам пришлось бороться с так называемой оловянной чумой — некоторые элементы короны были соединены таким сортом олова, который при изменении условий хранения буквально рассыпался в пыль.

— С раритетами обычно связаны легенды и загадочные истории. Например, в библиотеках, где хранятся редкие старые книги, будто бы слышны чьи-то шаги, сотрудники уверяют, что видят тени бывших хозяев фолиантов. А у вас такое бывает? Может, царские регалии сами собой с места сдвигаются?

— Если такое вдруг случится — пора менять штат. Но кое-какие императорские тайны мы, сотрудники Алмазного фонда, знаем. Возьмем державу — золотой, гладко отполированный шар, украшенный крестом и бриллиантовыми гирляндами. О ней при дворе вспомнили только за две недели до коронации и очень торопились с работой. Так, что взяли бриллиантовые гирлянды прямо с платья Екатерины, к которому они крепились серебряными петельками, невидимыми посетителям. Будете в Алмазном фонде, приглядитесь к гирляндам — они с царского плеча.

— В 70-е годы прошлого века в Гохране появилась ювелирная лаборатория, мастера которой создавали драгоценности исключительно для Алмазного фонда. Сегодня эта лаборатория работает?

— В 70-х годах на Алмазный фонд трудились пять ювелиров: Виктор Николаев, Борис Иванов, Владимир Жилин, Геннадий Алексахин. Руководил ими потомственный мастер Владимир Ситников. Они авторы почти всех современных драгоценностей. В фонде хранится более 100 их работ, выполненных в традициях ХVIII века. Сейчас в Гохране остался один Борис Иванов.

— А что, учеников у этих ювелиров не было?

— Приходила иногда молодежь, но не выдерживала. Зарплаты небольшие, требования высокие и плюс огромная ответственность.

— Как долго мастер работает над вещью, которая претендует на то, чтобы стать шедевром?

— Ювелир не ограничен во времени. Вначале на бумаге выполняется эскиз, его утверждает комиссия. И начинается работа “в натуре”, как правило, с восковой модели. По ней ювелир выкладывает бриллиантовый рисунок. После чего приступает к металлу. В Алмазном фонде хранится одна из лучших работ Виктора Николаева “Бриллиантовая роза”, на которую у мастера ушло почти два года. Сотрудники Гохрана приносили ему охапки цветов, чтобы точнее найти будущий образ, но “подсмотрел” он его на скамейке в Филевском парке: кто-то забыл там розу. Прежде чем она стала бриллиантовой, ювелир выполнил ее из олова, латуни, смеси олова и свинца. Повторяя традиции старых мастеров, он закрепил бутон нежнейшей пружинкой, которая заставляет цветок трепетать при малейшем порыве ветерка. Итальянские мастера потом пытались скопировать розу. Не вышло. Еще одно украшение Николаева я бы выделил особо — брошь в виде изящного банта с черным бриллиантом. Черные алмазы встречаются очень редко, а тут крупный камень в украшении!

— Бывало ли, что работу ювелира признавали неудачной?

— Нет, такого я не припоминаю. Почти все современные работы выставлены в Алмазном фонде. Есть еще небольшая экспозиция в закрытом выставочном зале Гохрана.

— Часто ли в Алмазном фонде появляются новые экспонаты?

— Нет, это происходит только по решению правительства России. Последние работы — диадему “Элегия”, колье “Вечернее” мы получили пять лет назад.

— А как пополняется государственный запас ценностей в Гохране и, главное, есть ли чем? Сотрудники Музея минералогии имени Ферсмана с горечью рассказывали мне о том, что почти прекращена добыча уральских изумрудов, уменьшилась добыча золота.

-Уральские изумруды великолепны, они добывались и поступали в Гохран. В Алмазном фонде собрана большая коллекция изумрудов, один из лучших размером в 10 сантиметров мы получили 15 лет назад. Добыча золота, насколько мне известно, медленно, но растет и составляет около 160 тонн в год. Нашему собранию платины и золота нет равных в мире. В Алмазном фонде находятся 20 платиновых самородков и 100 золотых. Самый крупный золотой самородок — “Большой треугольник” — массой 36 килограммов был найден в 1842 году.

— И напоследок, Евгений Германович, личный вопрос. Вам приходилось кому-нибудь дарить украшения с бриллиантами? Ну хотя бы маленькое кольцо?

— Нет. Только скромное колечко с природным сердоликом.

«Труд» №187 за 02.10.2004