Звучит это так: «Все мы должны осознать — враг у ворот. Фронт проходит через каждый город, каждую улицу, каждый дом». Набор слов, проходящих в тексте: «государственная измена», «интервенция», «мобилизация нации». Наши враги — «в Америке, Европе и на Востоке среди людей, принимающих решения». Они не удовлетворились разрушением СССР и хотят разрушить Россию.

Таковы контуры информационного залпа, который произвел заместитель руководителя администрации президента Владислав Сурков. Брифинг для доверенных журналистов в Кремле, интервью в одной из крупнейших по тиражу ежедневных газет, пересказ на лентах информационных агентств, по радио и телевидению — налицо все признаки крупного планового мероприятия, напоминающего о былых совещаниях редакторов в идеологическом отделе ЦК КПСС. Высказанные таким способом соображения, конечно, заслуживают общественного внимания.

Разумеется, в сурковском тексте приличий ради говорится и о гражданском обществе, и о частной инициативе. Но тертые в агитпроповской ступе редакторы легко отделят формальные упоминания от реальных указаний. Например, от такого: «Есть люди, навсегда потерянные для партнерства. Фактически в осажденной стране возникла пятая колонна левых и правых радикалов. Лимоны и некоторые яблоки растут теперь на одной ветке. У фальшивых либералов и настоящих нацистов все больше общего. Общие спонсоры зарубежного происхождения».

Господи, тоска-то какая. Ну хоть бы запятая какая-нибудь прибавилась к тому, что звучало из таких же кабинетов в тридцатых, сороковых, начале пятидесятых. Правда, уже едва ли не большинство населения страны составляют люди, которые всего этого не помнят, но разве можно на этом строить идеологические послания из Кремля в современной цивилизованной стране? Нельзя же обо всем народе судить по самодельным думским фракциям — со всем народом такой прицел в общении не пройдет. Очень может быть, что, даже повторяя пропагандистские зады бериевских и сусловских времен, Сурков не предполагает повторять те действия, которые этой риторикой уснащались. Не то что не найдется желающих возродить тогдашний режим — желающие, может быть, и нашлись бы, — но совершить такое на практике в нынешней России невозможно, это даже Сурков должен понимать. Но и пустопорожние рассуждения с привлечением подобного политического словаря отнюдь не безвредны. Если политик вслед за оппозицией зюгановского толка становится на скользкую тропу конспирологии (объяснения внутренних проблем заговором внешних сил), это предопределяет импотентность политики. Если подобное допускается аж на кремлевском уровне — поневоле становится за державу тревожно.

Некоторые обозреватели обсасывают детали технологии политической реформы, которую Сурков пытается представить главной темой своего интервью. Это на самом деле не очень интересно. Главная беда в другом, чего никто не хочет признавать: демократы пожинают плоды собственного пренебрежения демократическими процедурами. Не в грядущем, путинском, а в действующем пока еще законе о выборах это пренебрежение отразилось в полной мере. Да, ельцинская Конституция 1993 года, поставившая права человека выше прав государства, была огромным шагом вперед в демократическом развитии России. Но сами же создатели и сторонники этой Конституции в своей текущей законодательной работе принялись сразу же нарушать ее ради мелких политических удобств. Конституционный принцип равенства избирательных прав граждан никогда не соблюдался в законодательстве о выборах. Выдвижение кандидатур на выборах сразу было объявлено исключительным правом партийных съездов, так что делегаты этих съездов (доля процента всех избирателей) сразу получили такие права, которых лишались все остальные граждане. Теперь Путин всего лишь сделал еще шаг вперед по тому же пути: фактическими «лишенцами» (в процессе выдвижения кандидатов, без чего последующие стадии теряют смысл) наряду с беспартийными гражданами становятся и члены всех партий, кроме одной. Выстроенная таким способом политическая система господствовала в нашем Отечестве слишком недавно, чтобы мы могли забыть о результатах ее господства. Именно она сделала наше прежнее, советское, государство НЕЖИЗНЕСПОСОБНЫМ (ключевое слово из эмоциональной речи, произнесенной Путиным по горячим следам бесланской трагедии). Какие же основания ожидать, что государство Российское может стать жизнеспособным, опираясь на систему такой же монополизации власти?

Серьезного внимания в конструктивной (или якобы конструктивной) части разговоров Суркова заслуживает только одно: тема войны в Чечне. Тут он нечаянно оказался очень откровенен — не по содержанию, а по тону: «Мне за все эти годы не посчастливилось ни разу услышать ясных и четких предложений по урегулированию кризиса. Всё, что делает власть, объявляется неправильным. А что правильно? Переговоры? Пожалуйста! О чем? С кем? Каковы переговорные позиции? Каким должен быть результат? Не слышу!»

Вот это «Не слышу!» нечаянно оказалось выразительным, словно у хорошего драматического актера — более выразительным и по-иному выразительным, нежели хотел оратор. Тут можно не слышать только потому, что очень уж не хочется слышать. Не надо переводить стрелки на Басаева, взращенного на полигонах ГРУ и в рядах прокремлевских волонтеров в Абхазии, — никто не предлагает вести переговоры с ним или на его условиях. Но это же факт, что прошлогодний Конгресс за мир в Чечне, проходивший в Москве, замалчивали не только все официальные политики, но и практически все московские СМИ. А там были предложены весьма солидными политиками разных направлений весьма серьезные проекты, содержавшие ответы на все вопросы, которые ставит сейчас не слышащий Сурков.

Ну не слышит он, но читать-то умеет? Пусть запросит материалы Конгресса и перечитает. И пусть не пугает русских людей призраком чеченского сепаратизма. Рядовые русские люди, не искушенные в политике, как раз этого больше всего и хотят: отделиться от Чечни какой-нибудь стеной. Беда как раз в том, что это невозможно по тысяче причин. Проблему нельзя решить путем нарушения территориальной целостности России, да и не предлагает этого ни один серьезный политик. Более того: нет никаких доказательств того, что большинство чеченцев хотели бы отделиться от России. Большинство чеченцев хотят одного: чтобы их перестали убивать.

Главная ошибка Ельцина (в конце концов признанная им сквозь зуьбы) заключается в том, что он начал эту войну, не использовав всех инструментов политического воздействия на дудаевцев. Главная ошибка путинской администрации — в том, что войне с войсковыми соединениями террористов позволили перерасти в войну партизанскую.

Пишу это, сознавая риск подвергнуться такой же критике, какой подверглись те, кто говорил «rebels» вместо «бандиты». Но я не собираюсь играть в слова и не стесняюсь называть террористов, бандитов и детоубийц террористами, бандитами и детоубийцами. Я говорю о фактическом характере, какой приняла война в Чечне — не более и не менее того. Федеральные силы вынуждены исходить из того, что человек, который днем мирно пасет овец на склонах гор, ночью может орудовать с автоматом в руках. Тем самым они обрекаются на войну с населением — в этом ужас ситуации, из которой надо выйти любой ценой. Ибо партизанская война — это война на уничтожение народа Чечни, неминуемо влекущая за собой и огромные потери для народа России, которые будут продолжаться еще долго после того, как война в Чечне закончится. Миллион жителей России прошли через этот фронт — наш чеченский синдром будет похлеще вьетнамского синдрома в США, потому что он пахнет фашизмом.

Трагедия Беслана — это трагедия России. Рассуждать об этом в категориях дешевой пропаганды недостойно.

Отто Лацис

«Русский курьер»

№ 383 2004-09-30

"Русский курьер"