Война, объявленная президентом Путиным российскому народу 4 сентября, точнее, уведомление о войне, которая, по мнению Путина, объявлена России, должна (должно) рассматриваться с двух точек зрения. Первая, о которой я уже писал, — война как метафора, которую удобно использовать президенту в политических целях. Но есть и вторая точка зрения: война как реальность, с которой надо не только считаться. Это война, которую надо выигрывать. Такая точка зрения имеет право на существование и должна обсуждаться.

Если мы намерены побеждать, что вроде, вопреки действиям наших властей, не должно вызывать сомнения, то для этого надо знать противника и располагать ресурсами для отражения агрессии. Попробуем разобраться и в том, и в другом.

Кто на нас напал?

      Представьте себе, что 22 июня 1941 г. советскому народу объявили бы, что на него вероломно напала, скажем, Япония. Можно ли в условиях такой злостной дезинформации организовать действия войск и адекватно воодушевить население? Ясно — нет. Посмотрите в свете этого гипотетического примера на заявление Путина после трагедии в Беслане.

       В нем ни слова не сказано о Чечне как источнике угрозы. Агрессором назначены международный терроризм и стоящие за ним силы (все восприняли однозначно: «Да это же американцы!»). Представьте себе на секунду, что наш Верховный главнокомандующий ошибается. Теперь попробуйте ответить на вопрос: «Можно ли победить опасного врага, если он с самого начала определен неверно?». Вопрос риторический.

       Я не подвергаю сомнению существование международного терроризма. Я помню о том, что его вскармливали наперегонки Советский Союз и США. Теперь обе страны (Россия — как прямая наследница) пожинают плоды политики, кредо которой общеизвестно: «цель оправдывает средства».

       Месть за сделку с дьяволом обрушилась на головы граждан обеих стран, политикам и военным живется существенно комфортнее. Но это плата за равнодушие, за попустительство. Особенно это касается граждан США, которые могли влиять на политику своей страны в гораздо большей степени, чем граждане СССР. Все это должно стать уроком для народов обеих стран: каждый раз, сталкиваясь с аргументом «цель оправдывает средства», будем вспоминать Нью-Йорк и Беслан.

       Я не хочу обсуждать параноидальный бред политиков и журналистов, вопиющих об американской угрозе. Вернемся к международному терроризму. Он реален, он, бесспорно, связан с бандитами в Чечне. Но это связь более сложная, чем думается.

       Часто говорят, что такие сложные успешные операции чеченцы не могут придумать и спланировать сами; за них явно работает «мировая закулиса», прежде всего террористическая. Но операции, проводившиеся боевиками в 1995 — 1996 гг. (Буденновск, захват Грозного и т.п.), были не менее эффективны. Однако мы не списывали их на заморских мудрецов. Должны ли мы считать, что враги с тех пор поглупели? Наивно и опасно.

       Более надежны сведения о том, что международные террористические организации предоставляют чеченским боевикам деньги, кадры, возможности для тренировки. Это — не благотворительность. Здесь очевидно использование Чечни для решения своих стратегических задач, включая раскол антитеррористической коалиции. Но одновременно руководство чеченских боевиков решает свои задачи, используя предоставленные им ресурсы: от возврата контроля над нефтью до реализации программы выхода из состава России. Эта связь похожа на симбиоз, а не на подчинение.

       Итак, определение США врагом в войне — стратегическая ошибка, предопределяющая поражение.

       Можно, конечно, представить себе и другую картину: звонит Путин другу Бушу и говорит: «Слушай, старина, мне тут надо бочку на тебя накатить. Сам понимаешь мою ситуацию, войди в положение. Я пущу дымовую завесу? К тому же ты помнишь, наверное, я тебе цитировал слова наших советских сатириков: «Народу нельзя говорить правду, он может ее неправильно понять». Ты так смеялся! Хоп?».

       Короче, нам втюхивают про американцев, а силовиков честно направляют против боевиков. Тут, конечно, явные признаки тяжелой шизофрении. Да и как в таких условиях народ мобилизовывать? Против кого? Против американцев? Кидать чисбургеры в здание посольства? Жечь звездно-полосатый флаг? А боевики теперь нам кто? А в детей наших кто стрелял?

       Мы видим, что президент не может указать врага в этой войне. Путина можно понять. Если он признается, что истинный враг в Чечне, то это будет равносильно признанию полного краха его политики. Слова «будем мочить в сортире» из яркого мазка на портрете героя превратятся в строчку неприличного стишка из политического некролога.

       Но тут уж надо выбирать: либо победа в войне, либо защита рейтинга.

       Вероломное нападение

       Похоже на то, что война для нашего политического и военного руководства началась совершенно неожиданно. Настолько ошарашенно они заявляли о ней. Тогда возникает вопрос: а почему? Где был Совет безопасности (нынешний отстойник для опальных кадров)? Что делал Генштаб? Кто виноват в том, что прозевали войну? Правозащитники, как можно заключить из резолюции митинга в Москве в день траура?

       Конечно, может быть, наши стратеги давно все знали и планомерно готовились к этой войне. Просто стеснялись об этом говорить до первых ощутимых «потерь» (это я про наших погибших детей и их родителей). Может быть, все предшествующие потери были несущественны? Теперь вот сказали.

       Тогда посмотрим, как все это время готовились к войне. Я, конечно, не про победные маневры на Дальнем Востоке, подальше от реального врага. (А может, в этом была стратегическая мудрость? Старались быть поближе к настоящему врагу — американцам? Запугать решили?) Я не про проверку нашей боеспособности в Ингушетии и Грозном.

       Было бы полезнее спросить: где новая военная доктрина, обозначающая реального врага? Где соответствующая этой доктрине новая структура Вооруженных сил и вооружений? Все это — вопросы без ответов.

       Итак, руководство России не только не знает, кто напал на страну, но и не подготовилось к этой войне.

       Если мы говорим о начале военных действий, то надо, видимо, делать выводы не только из трагедии в Беслане, но анализировать всю совокупность военных столкновений. В этом случае, действительно, происходящее имеет признаки войны.

       Во-первых, налицо агрессор. И это, безусловно, чеченские бандформирования. Вариант с международным терроризмом как-то не «монтируется». Непринужденное вранье властей о наличии в банде, захватившей школу, представителей различных этносов, не подтвердилось. Если мы рассматриваем совокупность последних терактов как часть военной кампании, то не находим ни негров, ни корейцев среди тех, кто взрывал самолеты в воздухе и бомбы в Москве.

       Во-вторых, есть мишень. Это граждане России. Подчеркиваю: именно мирные граждане России, а не «штабы» или «куски территории», отгрызанием которых пугал Путин. Посудите сами: если вы хотите начать территориальный захват, имея в качестве плацдарма Чечню, то вряд ли вы начнете с о-ва Кунашир или Чукотки. Логичнее захватывать сопредельные с Чечней территории. Но как это «монтируется» с действиями террористов, которые восстанавливают против себя всех соседей? Нет, чеченцы не покушаются на соседние территории.

       Но что же им нужно от граждан России? Вот тут яснее — нужны паника и страх, в результате которых нашей главной мыслью станет такая: «Господи! Да пошла она, эта Чечня! Не нужна она! Дайте нам жить спокойно!». В этих условиях Путин, строящий свою политику во многом по принципам маркетинга — «продавать надо то, что покупают», легко пойдет на отделение Чечни (так рассчитывают террористы).

       Просто вспомните все теракты последних лет, и вы увидите: в них нет ничего, что бы работало на версию Путина, и есть все, что подтверждает мою версию. Стало быть, в-третьих: мы видим цель этой войны, но она совершенно отлична от той, которая была заявлена президентом.

       Итак, Путин не знает врага, напавшего на страну. Он не подготовился к войне. Он не понимает, зачем враг развязал эту войну. Вас устраивает такой главнокомандующий? Свой ответ я дам в конце статьи.

       Второй фронт

       Война, объявленная Путиным, имеет еще один важный аспект: это уже второй фронт его борьбы. Ибо с самого начала своего президентства он ведет свою главную, но необъявленную войну — войну против любых автономных сил вне бюрократии.

       Здесь Путин, выполняя свою реальную роль пропагандистского прикрытия бюрократии, добился несомненных успехов. Им повержены Федеральное собрание, суды, независимые СМИ, оппозиция, региональные политические элиты, крупный бизнес. Свое новое президентство он ознаменовал началом атаки на последнюю автономную силу: общественные организации. Этот бой, правда, еще не выигран. И вряд ли наш президент догадывается, что этот бой — самый тяжелый.

       Путин (точнее, управляющая им бюрократия) осознает, что теперь он ведет войну на два фронта. Ему (ей) ясно, что на такое противостояние может не хватить сил, со всеми вытекающими из этого негативными последствиями.

       Именно страх краха объясняет призыв к «единению». Это забавно: поверг — и теперь призывает объединяться. Тем более что объединяться надо с абсолютно разложенной, нагло обкрадывающей страну бюрократией. Они торгуют всем: от возможностей вести бизнес до внешнеполитических приоритетов. Они почувствовали угрозу и теперь взывают к единению с ними. Воры и убийцы взывают к единению с жертвами.

       Дано ли им победить?

       Но ведь враг-то уже бьет! Бьет по нам! Жертвы велики, и, может быть, надо действительно забыть все обиды и претензии и слиться в порыве патриотизма с этими ворами ради будущей победы?

       Безнадежно!

       Я утверждаю: российская власть в ее нынешнем состоянии никогда, ни при каких условиях не победит врага, которого мы видим, а она не называет.

       Дело не только в разрушенной политической системе, о которой вспомнил в своем обращении к народу разрушивший ее Путин.

       Дело не только в слабости власти, обнаруженной Путиным после пяти лет ее усиления и восхваления своих достижений.

       Дело даже не в коррупции, которая под прикрытием Путина достигла невиданных в истории России размеров. Дело в том, что мышление этих серых стукачей из прошлого века принципиально не приспособлено к новым вызовам из века нынешнего.

       Важно понимать, что международный терроризм — это современная сетевая, горизонтальная структура. Наши стратеги не привыкли иметь дело с подобными структурами, они даже не мыслят в подобных категориях. Строят себе привычные иерархии: США — международный терроризм — чеченские боевики, неизвестно с кем во главе. Они пытаются противопоставить эффективной сетевой структуре свою бездарную, устаревшую, коррумпированную иерархию.

       Сетевые структуры, в которых каждый элемент одновременно и автономен, и многообразно связан с другими, всегда были сильнее иерархий. Древний Рим пал под натиском германских племен; это была сетевая структура. Золотая Орда не смогла покорить Русь, поскольку русские княжества образовывали сетевую структуру. Сетевой структурой является человеческий мозг, в котором нет главных или подчиненных элементов.

       Сетевой структурой является международный терроризм. Наивно думать, что, уничтожив «Аль-Каиду» или повергнув официальные власти Ирака, можно нанести терроризму существенный урон. В том числе и поэтому возрос уровень терроризма после войны в Ираке. Чеченский терроризм является частью этой сети.

       Он и сам образует сетевую структуру. К этому, кстати, подталкивало и социальное устройство чеченского общества: тейпы образуют сеть. Именно поэтому уничтожение Дудаева никак не повлияло на эту сеть. Сеть банд не имеет центрального управления. Поэтому бессмысленно уничтожать кого-то, кого наши стратеги считают лидерами несуществующей иерархии. Для целостности сетей связи важнее элементов.

       Поэтому борьба с терроризмом требует совершенно других подходов и других политиков, способных эти подходы понять, принять и возглавить. Сейчас ни в США, ни в России таких политиков во власти нет.

       Каков выход?

       Вот простое определение страны, попавшей в тяжелую ситуацию: ее судьба зависит от судьбы ее лидера. Именно в такой ситуации оказались сейчас мы. Нападение врага — трагедия. Неготовность страны к этому нападению — позор. Зависимость великой нации от одного человека — унижение. Но эта зависимость — объективный факт, и с ней надо считаться.

       Что же может произойти с нами и с нашим президентом?

       Первый вариант — инерционный, по которому уже идет Путин в данный момент. Его основной признак: продолжение прежнего курса на имитацию всего: политики, принятия решений, решительных действий. Различие будет состоять, может быть, только в том, что власть попытается под лозунгами войны и единения усилить контроль над гражданами и давление на них. Как и все, что они делают, это будет предельно неэффективно и абсолютно неэстетично. Но самое печальное, что это не позволит решить никаких проблем страны.

       В результате будет продолжаться и усугубляться террор. Он будет порождать страх и национальное унижение. Возможно, чтобы спасти себя, Путин пойдет на серьезные уступки террористам, но это только разогреет их аппетиты. Его президентство закончится под улюлюканья и проклятия обожавших его граждан.

       Второй вариант: в условиях потери контроля над ситуацией и продолжающегося нагнетания террористической войны против России Путин не сможет спокойно досидеть в президентском кресле. Он нужен бюрократии, пока он эффективен как пропагандистское прикрытие ее воровства. Снижение рейтинга и концентрация претензий на президенте создаст для бюрократии угрозы, с которыми ей трудно будет совладать в условиях легитимного перехода власти.

       Поэтому вполне возможно, что силовая часть бюрократии вынудит Путина уйти в отставку. Признаком начала такого сценария будет появление силовика на посту премьер-министра. После отставки будут назначены выборы. На них должен будет победить этот новый народный герой, на которого начнут работать сооруженные при Путине пропагандистская и квазиизбирательная машины.

       Последствия такого сценария совершенно непредсказуемы. Может начаться реальная мракобесная диктатура, которая приведет к окончательному исчезновению России с мировых карт. Может продолжиться уныло-трагический прежний режим, если Путина сменит его некое подобие. Может прийти диктатор вроде Пиночета, умеющий делать грамотные ставки. Но в России я не знаю генералов, получивших образование, которое получил Пиночет.

       Третий сценарий: Путин, хотя бы частично осознав ситуацию, обращается к народу со следующими словами:

       «Соотечественники! Я заблуждался и ошибался. Вот реальная угроза. Мы были не готовы к ней, в том числе и по моей вине. Я принял решение кардинально сменить команду, а вместе с ней и политику. Я виноват, но я считаю своим долгом перед избравшими меня людьми своими руками исправить свои ошибки».

       И дальше Путин впервые с начала своего президентства делает именно то, что обещал.

       Варианты, приведенные выше, расположены, как мне думается, в порядке убывания вероятности их осуществления. Самым неправдоподобным представляется последний из них. Тому немало причин. Первое препятствие — сам президент. Для подобного решения необходим иной масштаб личности. Второе препятствие — окружающая его бюрократия, которой меньше всего нужен такой сценарий и которая держит президента в виртуальном мире ложной информации о стране.

       В России остался единственный ресурс позитивного влияния — это общество. Как в смутное время польского нашествия, оно должно взять на себя ответственность за выведение страны из кризисной ситуации.

       В российском обществе последние годы идут интенсивные процессы создания многочисленных сетей общественных организаций. Гражданское общество в стране быстро превращается в реальную сетевую структуру, каковым оно и должно быть. Одновременно оно становится более эффективным. Это именно тот автономный институт, о который нынешняя бюрократия обломает зубы в начатой нынче атаке. Но это и последняя надежда как страны, так и президента.

       Бюрократия его сдаст, в этом нет сомнения. Но общество не заинтересовано в крахе президента в силу непредсказуемых последствий такого события.

       Гражданское общество — это та соломинка, за которую может ухватиться Путин. И не только он. В российской власти осталось немало честных профессионалов. Союз с ними также полезен гражданскому обществу. Речь идет не о единении, к которому призвал Путин. Я говорю о попытке власти впервые в истории России по-настоящему опереться на гражданское общество. Либо это сделают сейчас отдельные представители нынешней власти, включая президента, либо гражданское общество породит новую власть.

       И в заключение, для запамятовавших: гражданское общество — это независимый бизнес, свободная пресса и общественные организации.

       Георгий САТАРОВ, президент Фонда ИНДЕМ, для «Новой»,

       13 сентября 2004 г. Авиарейс Челябинск—Москва.

       P.S. Вернувшись в Москву, я столкнулся с потоком новостей, источником которых стало расширенное заседание правительства и выступление на нем президента Путина. Объявленный им набор мер, необязательные кадровые перестановки — все это произвело гнетущее впечатление. Стало ясно, что власть идет прежним, проторенным путем. Властная вертикаль, строительству которой Путин посвятил пять лет, получит новые уродливые подпорки. Все пойдет по-старому. Это значит: третий из рассмотренных мной сценариев становится совершенно нереализуемым. Путин уверенно пошел по первому, инерционному сценарию. Драматические последствия такого выбора описаны выше.

       Я также понял, что оговорка, допущенная мной в начале статьи, стала пророческой. Если до сих пор возглавляемая Путиным бюрократия вела тайную войну с народом России, то теперь, с 13 сентября 2004 г., объявлена открытая война. Коррумпированная бюрократия вторглась на территорию суверенных прав российского народа. Путин ведет войну на два фронта. Он потерпит поражение. Как и Гитлер.

       16.09.2004

«Новая газета»

№ 68

"Новая газета"