По официальным данным, в результате кровавой бойни в Беслане погибло 339 человек. Но в Беслане никто не доверяет официальным данным. Должно быть не менее 689 мертвых, говорит Салина Худаева. Когда она нашла в морге своего мужа, у него на руке она заметила бирку, рассказывает 32-летняя женщина; на ней стоял номер 689.

Еще чуть-чуть, и она прошла бы мимо своей дочери. Долго искала ее Тая Ногаева. Пока вдруг не увидела знакомую сережку на обгоревшей голове. И жуткая уверенность – перед ней лежит ее Марина. «От нее ничего не осталось, мы даже не могли открыть гроб», – говорит Тая, уставившись пустым взглядом на застеленный линолеумом пол в поликлинике Беслана.

«Мама, я умираю от жары и жажды, дай мне подойти к выходу, может, эти люди дадут мне глоток воды», – умоляла ее двенадцатилетняя дочь. Уже третий день они сидели, скрючившись, на полу в спортзале школы номер один в Беслане, захваченной террористами. На крохотном клочке, с согнутыми ногами, в страхе перед смертью.

Крупный слезы катятся из таиных глаз, черных, как ее платок. «Марина была самой самостоятельной из всех моих детей. Я не смогла сказать ей: «Нет». Марина не вернулась. У самого выхода, где она надеялась добыть глоток воды, десять дней назад сработало одно из взрывных устройств, установленных террористами в спортзале. Ее мать Тая вместе с тремя другими своими дочерьми оказалась в стороне от эпицентра взрыва, разрушившего наружную стену.

С потолка на них падали доски. Ала, самая младшая, в панике выпрыгнула из окна. Двух оставшихся дочерей Тая спрятала под обломками. «Притворитесь мертвыми!», – шептала она. Террористы стреляли во все, что движется. «Мы выжидали, среди трупов и огня, страшась смерти». У Алы, которая пошла в первый класс и встретила свой седьмой день рождения в заложниках, тоже был свой ангел-хранитель: спецназовец вынес ее из-под пуль террористов.

Беслан после кровавой бойни. В городе нет ни одной семьи, в которую бы не пришло горе. В отдел социального обеспечения заходит женщина, которая, громко плача, возвращает 25 тысяч рублей (700 евро) единовременной помощи: «Мой сын мертв, я осталась совсем одна, другим деньги нужнее». 64-летняя женщина беспрестанно просит дать ей яд, потому что она не хочет жить без внуков и сына. Вот мальчик двух с половиной лет, который лишился родителей, братьев и сестер – и теперь, в больнице, он постоянно спрашивает, почему мама все еще «спит» в школе.

А это Зина и Борис Ильины, которые потеряли дочь и внука. В отчаянии они ищут внучку, которую после штурма видели живой по телевизору. Теперь они прочесывают морги. Дома осталась прабабушка, которая держит у глаз мокрый носовой платок. «Внученька, вернись, даже если ты умерла, я не сержусь на тебя, дай нам хоть кусочек тебя, хоть прядку волос, хоть что-нибудь, что мы могли бы похоронить».

Те, кто не нашли ничего, чтобы попрощаться, приходят на развалины школьного здания. Среди обгоревших руин спортзала лежат венки и бутылки с водой, которой так не хватало заложникам. Рядом с портфелями – обгоревшая детская обувь. На стене – капли крови. «Я был в Освенциме и не думал, что я еще когда-нибудь увижу нечто подобное», – шепчет какой-то старик.

После кровавой бойни прошло пять дней. Девятилетняя Элина, которая на фотографии в семейном альбоме сияет, как Джулия Робертс, с тех пор ни разу не улыбнулась. На ее глазах террористы застрелили учителя физкультуры, когда он хотел обезвредить мину. В больнице Элина, дрожа, цепляется обеими руками за свою мать. Перед входом она увидела двух мужчин в камуфляже. «Это хорошие дяди, они из милиции, они тебе ничего не сделают», – успокаивает Тая ребенка.

В первый день террористы еще позволяли детям ходить в туалет, рассказывает Салина, старшая дочь Таи: «Но они запрещали нам пить». Ребята тихонько подходили к кранам, чтобы выпить хоть несколько капель воды. «Когда они это заметили, они больше никого не пускали в туалет и принесли бутылки, чтобы мы туда опорожнялись».

На третий день пить было уже совсем нечего, оставалось лишь несколько влажных тряпок, которые они выжимали себе в рот. «У нас была собственная моча. Поначалу ее вкус казался ужасным, – рассказывает другая заложница. – Когда моя пятилетняя дочь потеряла сознание, я стала умолять террористов, чтобы они дали ей воду. Но они только показали на свои автоматы и сказали, мол, это все, что у них для меня есть. Тогда я стала умолять других женщин, чтобы они помочились и я могла дать моим малышам хоть немного влаги».

Открывается дверь. Психолог приглашает маленькую Элину в свой кабинет; с влажными глазами она, прихрамывая, идет по коридору – когда она убегала, ее ранило в ногу. У психологов дети рисуют террористов; потом они сжигают свои рисунки, и пепел спускают в унитаз.

В своем маленьком домике на улице Ленина Ногаевы по старой осетинской традиции только что застелили кровать своей убитой дочери чистым бельем. На подушке лежит фотография Марины, на одеяле – ее одежда, сладости, игрушки. «Смотрите, золотая цепочка и плюшевый медвежонок…» Тая больше не может говорить, она отворачивается от детей и плачет. «Это подарки, – шепчет она, – Марина о них так мечтала, сегодня у нее день рождения».

Раньше на улице всегда раздавались громкие детские голоса. Теперь – сплошная тишина. Салина, Элина и Ала пребывают в постоянном страхе, они не могут заснуть, боятся выйти из дома: «К нам никто не может забраться через окно?»

Каждый день семья едет на кладбище. Большое, как футбольное поле, оно находится прямо рядом с трассой, ведущей в аэропорт Владикавказа. Могила за могилой, пять огромных рядов. Экскаватор на экскаваторе. По сто похорон в день. Чуть поодаль на возвышении – десятки деревянных указателей, на них – листки в прозрачных папках с именами, написанными от руки.

По официальным данным, в результате кровавой бойни в Беслане погибло 339 человек. Но в Беслане никто не доверяет официальным данным. Должно быть не менее 689 мертвых, говорит Салина Худаева. Когда она нашла в морге своего мужа, у него на руке она заметила бирку, рассказывает 32-летняя женщина; на ней стоял номер 689.

Салина не только потеряла мужа и сына. Она была вынуждена съехать со своей квартиры, потому что у нее нет денег. С годовалой дочерью и трехлетним сыном, который ждет, когда папа вернется «с рыбалки», она нашла пристанище у своих родственников. Ее муж вместе с другими музыкантами из его группы собирался играть на школьной линейке. Вместо этого террористы свалили его с ног ударом приклада. Его десятилетний сын Георгий промывал ему раны мочой.

Большинство жертв жалуется на несостоятельность властей, на ложь. Почему Москва сообщала о «нескольких иностранных террористах», когда все они говорили по-русски даже между собой? Кто мародерствовал в домах, расположенных рядом со школой, жильцы которых были эвакуированы? Как могло случиться, что многие из террористов должны были отбывать заключение за совершенные ранее тяжкие преступления, но по непонятным причинам оказались на свободе?

На дороге, посыпанной щебенкой, мужчины ведут разговоры о мести. Скорбь в Беслане еще так велика, что пока она не дает выплеснуться гневу, говорит Алан Хадиков. Небритый, как требует того осетинская традиция, одетый во все черное, с красными глазами, 39-летний мужчина сидит на веранде своего дома. Он потерял сына Ислама, единственного ребенка.

Когда в пятницу всего в нескольких сотнях метров начался штурм школы, российское государственное телевидение крутило художественные фильмы. Родственники за границей, которые там смотрели телевизор, были первыми, от которых люди в Беслане по телефону узнавали о трагедии, происходившей у них под боком. «В нашей стране царят хаос и ложь, – сетует Хадиков, – все пронизано коррупцией, и Путин несет за это ответственность». Многие россияне думают так же. В Москве 29% опрошенных считает, что часть вины за кровавую бойню лежит на политическом руководстве, поскольку оно не прекратило войну в Чечне, сообщает Леонид Седов из Левада-Центра. 64% москвичей называют действия спецслужб в Беслане непрофессиональными.

Трагедия Беслана показала, что система, созданная Путиным, не является непоколебимой, полагает Лилия Шевцова из московского Центра Карнеги. «Кто делает ставку на политических марионеток, тот не может справиться ни с каким кризисом». Сильное государство Путина оказалось беспомощным. Президент это знал, полагает Шевцова. «Но он – человек старой системы, окруженной людьми той же старой системы, а перемены могут быть сопряжены с опасностью».

Сам Путин на встрече с западными экспертами по России уверял, что он гораздо либеральнее, чем его окружение. Одновременно он исключает предоставление Чечни автономии. Однако, если Кремль будет продолжать отвечать на террор государственным террором, направленным против чеченцев, это приведет лишь к новому витку насилия, напоминает Олег Орлов из правозащитной организации «Мемориал».

«Мы должны уничтожить наших врагов», – требует бабушка мертвого Ислама. Она приговаривает это каждое утро, со слезами на глазах направляясь к почтовому ящику. Ее единственный внук упрашивал ее несколько месяцев выписать ему газету «Спорт». 17 евро, полпенсии, сэкономила старая женщина, чтобы порадовать 14-летнего футбольного фаната. Первый номер пришел в тот день, когда начался штурм школьного здания. Трусливо, сзади, террорист выстрелил убегающему мальчику в сердце, когда тому до спасительной стены оставалось всего несколько метров.

Focus   Борис Райтшустер

14:50    13 сентября

Переведено 13 сентября 2004

InoPressa.ru

InoPressa.ru