Владимир Путин прилетел в Беслан ранним утром, почти ночью. Посетил госпиталь с жертвами террористов и в немногих словах — самых первых словах президента после трагедии — выразил две важных мысли.

Первое: террористы хотели взорвать Северный Кавказ, столкнуть между собой народы России. И кто поддастся на эту провокацию, тот будет рассматриваться как пособник террористов.

Намек понятен. Банда напала на Осетию, в ее составе были несколько ингушей, а осетино-ингушский конфликт — бесспорная уязвимая точка в российской политической жизни. Предупреждение более чем своевременное, и полезно оно не только для жителей Северного Кавказа. В самых разных краях России могут найтись ретивые ревнители порядка, которые судят о людях исключительно по цвету волос и разрезу глаз, которые все проблемы нашей жизни сводят к наличию «лиц N-ской национальности». Очень хорошо, что предупреждение прозвучало именно из уст президента. Только вновь — уже не первый раз за эти горькие дни — шевельнулась мысль: а наши-то «органы» что же — совсем не пытаются думать за врага и упреждать его ходы? Почему им не пришло в голову, что по Осетии может быть нанесен удар?

И второй важный момент заявления при посещении Беслана: мы не готовили штурма, но события приобрели собственную логику, вследствие которой пришлось действовать по обстоятельствам.

О логике событий и сложившихся обстоятельствах думали в эти дни миллионы людей, не отрывавшихся от телевизоров и радиоприемников. Думали, но уловить эту логику в официальных сообщениях не могли.

Вот основная канва событий: банда, пришедшая в Северную Осетию скорее всего со стороны Ингушетии (а в Ингушетию, видимо, из Чечни); захватила сотни заложников, удерживала их более двух суток, не выдвигая никаких требований; потребовала прислать из Москвы доктора Рошаля, но не стала с ним ни о чем договариваться; потом без всякой видимой причины взорвала себя вместе с заложниками, после чего безуспешно пыталась уйти, хотя прежде террористам предлагали коридор для выхода и они от этого отказались. Они же мерзавцы, но не идиоты — как уловить в этих действиях хотя бы мерзкую логику?

О самом поразительном — отсутствии каких-либо требований со стороны организаторов столь сложной и смертельно опасной операции — говорили не раз многие официальные лица. В эти же дни советник президента России Асламбек Аслаханов несколько раз повторил, что требования террористов остаются неизменными. Следовательно, эти требования по крайней мере существуют, и Аслаханов их перечислил: прекращение войны в Чечне, вывод федеральных сил оттуда, освобождение из заключения участников антиправительственных выступлений.

Было еще множество неувязок в деталях, что отчасти и неизбежно при столь скоротечных и тяжелых событиях, но по крайней мере некоторые неувязки требуют объяснения. В первую очередь это относится к заявлениям, с одной стороны, прокуратуры (заместитель генпрокурора Сергей Фридинский), а с другой стороны — ФСБ (начальник УФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев). Вряд ли даже обстановка суматохи боевых действий может полностью объяснить несовпадение озвученных с телеэкрана версий двух уважаемых руководителей хотя бы по двум принципиально важным вопросам. Один утверждал, что все террористы убиты, другой — что трое бандитов захвачены и уже дают показания. Кроме того, один утверждал, что оружие и боеприпасы были еще летом завезены и спрятаны в подвале школы (что означало бы катастрофический уровень работы органов безопасности, не обнаруживших этот склад за несколько месяцев), другой — что банда всё привезла с собой в ходе нападения (что звучит не очень правдоподобно и ничуть не легче для местных чекистов: выходит, они проморгали проход фантастического по размерам автотранспорта с бандитами и боеприпасами).

Требовалось более авторитетное объяснение происшедшего, и оно прозвучало своевременно: с обращением к стране выступил президент. В некоторые моменты возникало прямо физическаое ощущение: как трудно ему выговорить то, что необходимо сказать в столь ответственный момент.

Вот такой, например, отывок: «Сегодня мы живем в условиях, сложившихся после распада огромного великого государства…» Многие слушатели вздрогнули: неужели сейчас услышим знакомое по навязшим в зубах речам зюгановцев? Но Путин продолжил: «Государства, которое оказалось, к сожалению, нежизнеспособным…» Вот оно, слово горькой правды: мы сами во многом виноваты, мы слишком долго мирились с монопольной властью одной партии, с ее утопическими политическими остановками — и наше государство оказалось нежизнеспособным. Но нет, этой расшифровки не последовало, после «оказалось нежизнеспособным» прозвучала безликая формула: «в условиях быстро меняющегося мира».

Однако самое нужное после такой трагедии — признание собственных ошибок — звучало вновь и вновь: «Нужно признать, что мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом.» И еще: «Мы все ожидали перемен. Перемен к лучшему. Но ко многому, что изменилось в нашей жизни, — оказались абсолютно не подготовлеными. Почему? Мы живем в условиях переходной экономики и не соответствующей состоянию и уровню развития общества политической системы. Мы живем в условиях обострившихся внутренних конфликтов и межэтнических противоречий, которые раньше жестко подавлялись господствующей идеологией. Мы перестали уделять должное внимание вопросам обороны и безопасности, позволили коррупции поразить судебную и правоохранительную сферы.»

Вывод: «В общем, нужно признать, что мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом. Во всяком случае, не смогли на них адекватно среагировать. Проявили слабость.» Парадоксальным образом это звучит обнадеждивающе: способность признать собственные слабости в тяжкий момент — это как раз признак силы политика. Но не менее громко прозвучала и ссылка на внешние обстоятельства: «Мы имеем дело с прямой интервенцией международного террора против России. С тотальной, жестокой и полномасштабной войной…» Значит, продолжится спор — внешнего или внутреннего происхождения тот терроризм, который терзает Россию.

И еще один отзвук как бы спора оратора с самим собой слышится, когда он произносит настораживающие слова о «мобилизации нации», но тут же расшифровывает милитаристскую лексику в сугубо демократическом смысле: «События в других странах показывают: наиболее эффективный отпор террористы получают именно там, где сталкиваются не только с мощью государства, но и с организованным сплоченным гражданским обществом».

Тут можно было бы назвать много примеров из современной истории: Израиль, Италия, Испания, Франция, Великобритания, другие страны, не ограничившиеся полицейскими мерами при столкновении с терроризмом. Но дело не в примерах из чужой жизни, а в том, что ожидает Россию. Президент обещал комплекс мер, направленных на укрепление единства страны; новую систему взаимодействия сил и средств на Северном Кавказе; эффективную антикризисную систему управления, включая принципиально новые подходы к деятельности правоохранительных органов — и всё это в полном соответствии с Конституцией.

Трудно оценить эти меры до того, как они будут конкретизированы. А слова о конкретных мерах тем временем уже звучат. Это частные меры, но отношение к ним даст понять и общий подход. Отметим два сообщения. Первый вице-спикер Госдумы Любовь Слиска считает, что руководители силовых структур должны подать в отставку после того, что произошло в последние дни. А министр внутренних дел Северной Осетии генерал-лейтенант Казбек Дзантиев уже подал рапорт об отставке. По данным пресс-службы министерства, свое решение он принял самостоятельно. Мотивировка: он «как офицер не считает возможным оставаться на своем посту».

«Русский курьер»

№ 365 2004-09-06

_____________________________________________

<br

"Русский курьер"