После стольких лет, проведенных в России, мне следовало бы привыкнуть к ее обычаям – и не демонстрировать столь явно свой немецкий менталитет. Но тому, кто прибывает из страны, где велосипедисты ездят в шлемах, а пешеходы останавливаются в ожидании зеленого света даже на пустой улице, трудно понять, почему, например, под Санкт-Петербургом каждую зиму сотни, если не тысячи любителей подледного лова, выезжают прямо на машинах на лед Ладожского озера. И это не только следствие фатализма.

Российские мужчины любят риск. Хотя иногда платят за это своей жизнью

«И зачем я только решился на такую авантюру?» Я боязливо жмусь к окну и уныло смотрю в противоположную сторону: еще несколько сантиметров – и мы свалимся в пропасть. Но наш водитель не знает жалости. Лихорадочными движениями, больше характерными для гребли, чем для вождения автомобиля, он рывками переключается с передней передачи на заднюю, не забывая до упора жать на педаль газа. Я начал терять ориентацию в пространстве: наверное, такое чувство бывает у теста, когда его месят.

Школьники рядом со мной смеются и радуются приключению. Их учительница тоже не может понять, почему я со страхом смотрю в сторону пропасти. Смелость считается в России хорошим тоном: трусом считается даже тот, кто пристегивается в машине ремнем безопасности- таких не любит ни один таксист. При этом каждый год множество русских расплачиваются за свою беспечность собственной жизнью. Продолжительность жизни русских мужчин составляла в 2002 году ровно 58 лет, 11 месяцев и 16 дней. Это примерно на 16 лет меньше, чем у немцев.

Мы едем по российскому Дальнему Востоку, по Якутии, расположенной восточнее Гонконга, вдоль высокого берега Лены, широкой настолько, что она больше похожа на море, чем на реку. Наш голубой микроавтобус «УАЗ» должно быть, пережил свои лучшие времена еще до того, как сошел с конвейера: помесь броневика с вздувшейся пластиковой бутылкой.

Собственно, мужчина за рулем с зеленой татуировкой на предплечье хотел только хорошего – избавить нас от пешего перехода через тайгу. И пробил для нас в сердце заповедника, поросшего молодым лесом, широкую просеку.

К несчастью, несколько деревьев оказались прочнее нашего чудища на колесах – только это обстоятельство и смогло оттеснить короля бездорожья поближе к высокому берегу. Песчаная почва под колесами кажется настолько ненадежной, что я не осмелился бы пройтись здесь даже пешком – из страха свалиться с 30-метровой высоты. Когда вечная мерзлота несколько подтаивает, как сейчас в августе, каждый раз от высокого берега отваливаются многометровые куски, которые срываются вниз вместе с растущими на них деревьями и кустами.

Всем телом я инстинктивно прижимаюсь к окну, будто что-то зависит от моих смешных 75 килограммов.

При этом после стольких лет, проведенных в России, мне следовало бы наконец привыкнуть к ее обычаям – и не демонстрировать столь явно свой немецкий менталитет.

Но тому, кто прибывает из страны, где велосипедисты ездят в шлемах, а пешеходы останавливаются в ожидании зеленого сигнала светофора даже на пустой улице, трудно понять, почему, например, под Санкт-Петербургом каждую зиму сотни, если не тысячи любителей подледного лова, несмотря на все запреты и милицейские облавы, выезжают прямо на машинах на лед Ладожского озера. Здесь каждый год гибнет по несколько человек, потому что слишком тонкий лед не выдерживает их тяжести или льдины, на которых они сидят, уносит далеко от берега.

Но это не только следствие фатализма, который сопутствует большинству русских до глубокой старости. Некоторые ученые ссылаются на особое пристрастие к табаку и алкоголю, с чем не соглашаются другие, кивая на французов, не мыслящих себя без вина, и немцев, не расстающихся с сигаретой. К факторам риска также относятся сильное загрязнение окружающей среды в городах, где машины сплошь и рядом дымят, как фабричные трубы, и недостаточная безопасность плохо охраняемых стройплощадок или русских автомобилей, где зона деформации иногда начинается там, где находится нога водителя.

Однако все эти трезвые факты не могут целиком и полностью объяснять краткость жизни русских. Этот феномен кажется еще более загадочным, потому что он затрагивает, прежде всего, венец творения: при средней продолжительности жизни мужчин, не достигающей 59 лет, их вторые половины живут более 72 лет – разница такого порядка не наблюдается больше нигде в мире.

Объяснение, как сказали бы, пожалуй, в Америке, «политически не совсем корректное», имеется у Международного банка реконструкции и развития: в его официальном докладе говорится о «психологическом суициде» русских мужчин, об «образе жизни, который в конечном счете обязательно приводит к потере здоровья и преждевременной смерти».

Итак, все же, водка и прочие спиртные напитки? Объяснение, которое настоящие русские считают поверхностным. «Русский мужчина – это главная жертва всех потрясений в нашем обществе, – полагает мой друг Игорь. – Сильный пол у нас традиционно считался кормильцем семьи – и если в советское время мужчины могли хотя бы питать подобную иллюзию, чувствуя на себе заботу государства, то сегодня многим не удается соответствовать этому требованию, и они не находят себе места в новой жизни».

При этом, как бы русские мужчины ни любили сваливать все свои неудачи на других, внутреннее чувство подсказывает им, что они ни на что не способны. И действительно, продолжительность жизни мужчин в 1980-е годы была примерно на шесть лет больше.

Однако сейчас я думаю лишь о продолжительности собственной жизни – она в любой момент может оказаться очень короткой. Но тут наш водитель вдруг останавливает свой драндулет между двумя деревьями. Мы стоим. Я стремительно хватаюсь за ручку двери – скорее вон отсюда, скорее снова оказаться на твердой земле. Уф!

Водитель качает головой. Трусы эти немцы…

Focus Борис Райтшустер

14:03 01 сентября

Переведено 01 сентября 2004

InoPressa.ru

InoPressa.ru