Мост в прошлое: о месте Ленина и Сталина в России. Впечатления от поездки в Санкт-Петербург и Москву. Советский кич благонравен, однако же он представляет собой нечто большее, чем достопримечательность для туристов. Он создает символический мост между старым режимом и сегодняшней Россией, игнорируя тревожные аспекты преемственности между ними.

Россия Владимира Путина перенасыщена советским кичем. В популярном кафе «Идиот» в Санкт-Петербурге стоит бюст Ленина, на которого надет галстук в горошек. Наисовременнейшие кафе с такими незатейливыми названиями, как «Пропаганда», «CCCP», «Советский кич» и даже «Ленинский призыв», делают хорошие сборы.

На блошином рынке уличные торговцы продают военную атрибутику, часы и шапки, к которым приколоты значки с изображением Ленина; в книжных магазинах на всеобщее обозрение выложена конструктивистская пропаганда, а лозунги времен Сталина предостерегают от чрезмерного потребления спиртных напитков; продавцы футболок предлагают Ленина на поле с марихуаной, Сталина как «великого рулевого» и «МакЛенина» под двумя золотыми дугами.

Фотоаппараты «лейка», якобы военного времени, советские и нацистские, не походят на редкие оригиналы, речь идет о новоделах изощренных русских механиков с богатой фантазией. Тем не менее появление всех этих предметов и товаров не надо понимать превратно, они ни коим образом не свидетельствуют о ностальгии по старым добрым временам.

Изготовляя их в массовом порядке для туристов, сегодняшняя дизайнерская диктатура думает только о забаве. Но одновременно она отсылает к культурному компромиссу между отсутствием серьезной дискуссии с советским режимом, с одной стороны, и прославлением и идеализацией советской империи, с другой. Ленин все еще является дедушкой, а Сталин – «отцом народов».

Советский кич благонравен, однако же он представляет собой нечто большее, чем достопримечательность для туристов. Он создает символический мост между старым режимом и сегодняшней Россией, игнорируя тревожные аспекты преемственности между ними.

Сталинская культура сама по себе была уже, конечно, кичем: архитектура и иконография пятидесятых годов и сегодня заметна во многих районах Москвы. Поэтому, вероятно, интерес к новому кичу в столице не столь очевиден, как в Санкт-Петербурге, поскольку в Москве подлинный кич виден гораздо более отчетливо; к тому же Санкт-Петербург всегда был центром художественного андеграунда. В городе, который когда-то носил его имя – в 1991 году он снова был переименован в Санкт-Петербург, – огромный Ленин напротив Финляндского вокзала взывает к прохожим. Его монументальная фигура стоит и перед бывшим партийным зданием, где она настойчиво на что-то («на винно-водочный магазин», говорят в Санкт-Петербурге) указывает.

Силуэт же Москвы во многом определяют семь блестящих образцов сталинского гигантизма, и почти на каждой станции метро можно встретить символические фигуры старой идеологии: строителя, санитара, а на «Площади Революции» – целую галерею революционных типов: от рабочих, солдат, студентов и спортсменов до красногвардейцев.

Кич, как писал Милан Кундера в своей книге «Невыносимая легкость бытия», тесно связан с тоталитаризмом: он живет, предлагая «очищенную» картину мира, где «все ответы известны заранее, а любые вопросы исключены». Сталинский кич исключает иронию, совершенно серьезно воспринимая имитацию своей эстетической репрезентации. Поэтому ответ авангарда тоталитарному искусству всегда состоял в том, чтобы создавать собственную подрывную имитацию политического кича.

В семидесятые годы, во время позднего Брежнева, критически настроенные по отношению к режиму художники вроде Александра Меламида и Виталия Комара – оба они стояли у истоков соц-арта (советского поп-арта) – работая в общепризнанном стиле советского реализма, использовали арсенал сигнификантов, лозунгов и иконографии сталинизма, извращая их смысл до смешного.

Как пишет Светлана Бойм в своем исследовании о ностальгии и постсоветских воспоминаниях «The Future of Nostalgia», сегодня проблема состоит в том, «что это деидеологизированное искусство стало новым стилем, почти что новым официальным направлением. Уже не подрывное, оно превратилось в эстетическую норму, господствующую моду. И разве можно пойти против моды, не рискуя прослыть при этом лишенным чувства юмора – в русском контексте это чуть ли не преступление».

Сегодня образ Сталина малозаметен, однако это результат эпохи Хрущева. Тем не менее воспоминания о Сталине возникают часто. В этом году 9 мая, в день празднования победы во Второй мировой войне, улицы Санкт-Петербурга были полны транспарантами, которые напоминали не только о победе над «Третьим рейхом», но и возрождали общественно-политические символы сталинских времен.

Ветеранов, увешанных орденами, генералов и солдат, встречали с ликованием, когда они гордо проходили по Невскому проспекту. Бабушки с коммунистическими транспарантами и высоко поднятыми портретами Сталина следовали в авангарде традиционного военного парада.

Ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге нет музея, чья экспозиция была бы посвящена исключительно ГУЛАГу или преступлениям советского режима. Однако в Санкт-Петербурге есть новый хороший политико-исторический музей, в котором культу Сталина и репрессивному характеру его, а также ленинского периода отдано много места. Но музеи сталинского времени, посвященные популярному в Ленинграде и убитому в 1934 году главе города Сергею Кирову, а также героической 900-дневной блокаде, получают государственную поддержку и практически не меняются с пятидесятых или шестидесятых годов.

В Москве со своего постамента на Лубянке был свергнут памятник Феликсу Дзержинскому, основателю ЧК (предшественницы КГБ). Но здание все еще используется ФСБ, организацией-преемницей КГБ. Наиболее значительным является один из самых больших и дорогих музеев «Великой Отечественной войны», огромный музейный и мемориальный комплекс в московском Парке Победы, который был построен в 1995 году, через два года после распада Советского Союза. Музей не просто рассказывает о буднях и героизме войны, здесь также имеются диорамы, которые изображают великие битвы. В огромном «Зале славы» в центре музея стоит героический советский солдат, напоминающий Шварценеггера.

Проблема подобных методов возвеличивания – это же касается и памятника маршалу Жукову, установленному в 1995 напротив Кремля, – состоит в том, что современное отображение истории лишь несущественно отличается от коммунистического. Более того, в то время как на Западе суть многих памятников после того, как героев войны и генералов перестали изображать верхом на коне, в корне изменилась, сегодняшние русские памятники напоминают о давно ушедшем времени Медного всадника Фальконе, который был установлен в 1782 году на берегу Невы. Выраженное в памятниках отношение к советскому прошлому делает очевидным то, что новая Россия все еще находится в поиске своего отношения к своему же тоталитарному прошлому.

Frankfurter Rundschau Анзон Рабинбах

16:42 05 июля

Переведено 05 июля 2004

InoPressa.ru

InoPressa.ru