Петя летел в Португалию.

«Какое, блин, счастье! — думал Петя. — Я лечу в Португалию!»

Деньги на эту поездку Петя начал копить еще в 1998 году, сразу после развода с дурой Танькой.

— У, шалава! — пробормотал Петя, глядя в иллюминатор.

— Ты че, Петян?! — больно толкнул его в бок сосед справа, обмотанный красно-белым шарфом, словно у него была жесточайшая ангина.

— Ничего, Никит, — ответил Петя. — Жену бывшую вспомнил. Не давала мне, шалава, футбол смотреть!

— Я бы убил! — резюмировал Никита и протянул Пете пластмассовый стаканчик с виски.

Пили за Овчинникова, за Ярцева, за Мостового, за победу и за нашу победу. Петя чокался со всеми подряд, обнимался и зажигательно тянул «оле-е-е, оле-оле, оле-е-е-е», незаметно перешедшее в «артиллеристов, Сталин дал приказ». А между третьей и восьмой бутылками случилась посадка в Лисабоне.

— Поднимите мне веки, — прошептал Петя, когда его выгружали из самолета.

Жизнь у Пети не задалась. Бросил автомеханический институт, работал по разным автосервисам, часто пил, женился на дуре — впрочем, про дуру уже говорили.

Единственной и всепоглощающей страстью Пети был футбол. Причем сам играть он не мог: в армии — а служил Петя на Земле Франца-Иосифа — он обморозил ногу. Может, все бы и обошлось, но после операции, проведенной пьяным армейским фельдшером, Петя охромел. Отморозок, хохотали соседи-собутыльники.

…Падая с трапа, Петя ухватился за шарф Никиты, отчего тот на секунду ощутил себя Айседорой Дункан. Но Петя не убился, а рассмеялся. В Москве охранники Никиты — гендиректора строительной фирмы — за такую дерзость забили бы лоха Петю рукоятками пистолетов, но тут их дружба была скреплена еще на небесах.

На таможне на просьбу открыть сумку Петя ответил бессмертным афоризмом полузащитника Евсеева, на что португальский таможенник немедленно дал добро. В общем, в гостиницу Петя въехал на плечах Никиты с криком: «Мы вам покажем, где суки зимуют!»

Дальше была игра России с Испанией, которую все видели. Вечером после досадного матча Петя устроил с Никитой маленькую корриду, завершившуюся полной и безоговорочной победой над гостиничным номером.

— И правильно, чтоб знали, гады! — подвел итог Никита, подписывая счет за ущерб.

В день игры с Португалией Петя начал отмечать нашу победу еще с утра: окончательно лишившийся социальной стратификации Никита напоил его за завтраком агварденте, португальской чачей.

И с чачей в башке Петя на стадионе визжал до потери голоса:

— Мочи их, мочи в сатире!

Каламбур вышел не только сомнительный, но и незапланированный: полностью произнести «сортир» у Пети уже просто не получалось.

После первого гола в наши ворота Петя стукнул по голове нижестоящего португальского болельщика. Тот злобно ответил что-то про Лопе де Вега, но связываться не стал. Тем более что Никита строго произнес:

— Сам мы не местные.

После второго гола в те же ворота Петя сел, обхватил голову руками и по-бабьи завыл. Этот вой и слился с финальным свистком. Когда Никита потащил его с трибуны, Петя неожиданно закричал:

— Волки позорные!

Никита собрался было спросить, какого волка Петя имел в виду, но подавился вопросом: страстный друг опять слишком туго затянул на нем шарфик.

Наши потянулись в ресторан — поесть и послушать печальную португальскую музыку фадо. Типа справить поминки по нашему футболу, ну и культурная программа. Позвали и Петю, Никита обещал заплатить за него. Петя сплюнул:

— Чтоб я жрал их еду? Да я с голоду сдохну! Все, завтра улетаю на хрен!

— Не на хрен, а на родину, — уточнил Никита, но Петя уже бежал, прихрамывая, по горячей ночной улице чужого города.

Первой его мыслью во враждебном новом мире было набить морду Луишу Фигу, звезде португальского футбола. Но фигу. Где искать мерзавца? Тогда созрела идея вторая, и последняя.

Хромая все сильней, Петя добрел до гостиницы. Он помнил, что где-то за унитазом припрятал недопитую бутылку, оставшуюся после самолета. Теперь бутылка оказалась на столе, на салфеточке, а рядом с ней — меню местного ресторана. Меню Петя выбросил в окно, а водку выпил. Но легче ему не стало. Петя понял: надо выпить еще, но друзья по несчастью не спешили возвращаться из своего гроба с музыкой.

Петя снова вышел на улицу. Он хромал по Лисабону, и всякий, кто шел мимо, узнавал в нем русского: такой ненавистью горели его глаза. Лисабон меж тем ликовал. С криками пронесли большой портрет Луиша Фигу. Петя понял, что сейчас не сдержится. «Поймаю первого же — и замочу! А потом делайте со мной, что хотите. Но я вам, блин, праздник испорчу!» Из глубин его довольно мелкого подсознания нарастало: «Вставай, страна огромная». Вместо «огромная» Пете слышалось «погромная».

Но перед этим смертным боем надо было все-таки еще выпить. Петя нашарил в кармане несколько мятых евро. В магазин! Но как объясниться с этими недочеловеками? В голове крутилось странное слово «обригадо». Петя не знавший, что это просто «спасибо», почему-то вспомнил актера Безрукова, пожал плечами и побрел узкими улочками куда-то вверх, подальше от этого, блин, праздника, со слезами на глазах.

А выпить надо было немедленно. И тут Петя увидел маленькую зеленую дверь в стене. За ней просматривалось кафе, очень похожее на то, в котором Петя провел отрочество и юность. Или Пете так показалось. Ностальгия схватила и повела бедолагу на огонек — словно ночную бабочку. Да, «ночную бабочку. Ну кто же виноват?» — как пел исполнитель Газманов задолго до создания им гимна «Единой России». Впрочем, я отвлеклась.

В кафе было пусто. Девушка вытирала столик. Едва Петя переступил порог, девушка замахала рукой с тряпкой:

— Но, но, но!

Мокрая тряпка подействовала на Петю как на быка:

— Ты что же, шалава, водки мне не нальешь?

Услышав чужую речь, девушка перестала вздымать тряпку и улыбнулась:

— Инглезе?

— Сама, ты, блин, инглезе! Русский я, русский!

— О! — девушка задумалась и произнесла по слогам: — То-ва-рисч!

— Бык свинье не товарищ, — ответил Петя и двинулся к стойке.

— Ефсеев! Яртцев! Путин! — воскликнула девушка и подняла вверх большой палец.

— Раньше надо было, блин, думать, — отмахнулся Петя. — Тоже мне футболистка!

Он увидел среди прочих уже знакомую бутыль агварденте и ткнул в нее.

Девушка кивнула и ловко налила Пете маленькую рюмку.

— Ты что же, мать твою! — Петя стукнул кулаком по стойке. — Нормальный стакан налей!

После нескольких минут трудных переговоров стороны достигли взаимопонимания. Пете был выдан хоть и не стакан, но достойный его амбиций бокал.

Он сидел за столиком и пил бокал за бокалом. Девушка смотрела на него из-за стойки, как испуганный зверек. Наконец она не выдержала и принесла Пете на блюдце орешки и сыр.

— Пур фавор, синьор!

— Да иди ты! — отблагодарил хозяйку Петя.

Девушка улыбнулась и продолжила вытирать столы. Петя смотрел на нее, и ярость благородная так и закипала в нем.

«Типичная шалава, — думал он. — Хуже моей Таньки. А что же Быстров-то не забил? А Ярцев зачем Мостового выгнал? И чего она эти столы натирает? Сейчас переверну здесь все, на хрен, узнает, как наших вратарей с поля удалять. Поле-е-е, русское по-о-о-оле».

Петя и не заметил, как запел про поле. Запел, как положено, угрюмо, обхватив голову, прикрыв глаза. Девушка вздрогнула, потом села и стала слушать глас народа, глас Божий.

Допев про поле, Петя налил еще стакан, выпил и понял, что готов к решающей битве. Он поднялся и державной поступью двинулся к выходу. Португалка от стойки наблюдала за Петей и, казалось, прикидывала, куда же пойдет этот хромой русский романтик с хриплым голосом и грустными глазами? Наверное, на свою холодную родину.

До родины Петя не дошел. Упал, не дойдя даже до зеленой двери.

Не открывая глаз, Петя протянул левую руку. Здесь должна была стоять бутылка пива. Он всегда предусмотрительно ставил себе у кровати пиво после вечера трудного дня, как пел Маккартни на Дворцовой площади.

Пива не было. Петя открыл глаза. Он лежал в маленькой опрятной комнате с зелеными занавесками, сквозь которые, как пишут в романах, пробивался солнечный свет. Занавески чуть колыхались.

— Никит! — простонал Петя.

Не дал ответа.

— Никит! — повторил Петя вызов абонента.

И дальше — тишина.

Петя сел на кровати и огляделся. С большого плаката на стене ему в лицо смеялся Луиш Фигу. Петя нахмурился, но почувствовал, что этот пацан теперь стал ему как-то ближе и роднее. И тут дверь открылась. В комнату вошла девушка — та самая, из кафе. Она была в халатике. Тоже зеленом. Почему-то Петя уже знал, что звали ее Инеш.

— Допрый утьро, Педру! — улыбнулась Инеш.

— Здорово! — хохотнул Петя. — Ну-ка, иди сюда, сейчас будет штрафной!

Инеш не возражала.

ЛЕНА ЗАЕЦ

«ПРОФИЛЬ»

№24 (391) от 28.06.2004

Так Петя и «забил» Португалии. Не хуже, чем Булыкин — Греции.

«ПРОФИЛЬ»