Кинофестиваль собирается поставлять русским нуворишам звезд, в блеске которых они могли бы видеть свое собственное отражение (Трантино, Турман и Стрип!). Он должен обслуживать киноманьяков. Он стремится в лигу Большой Тройки (кинофестивали в Каннах, в Берлине и в Венеции).

«Социально-психологическая драма» — говорится в каталоге 26-го Московского кинофестиваля о содержании картины «Мой сводный брат Франкенштейн». «Известие о существовании до сих пор неизвестного старшего брата нарушает спокойствие счастливой семьи». Однако в каталоге отсутствует слово «Чечня». Дело в том, что сводный брат воевал солдатом в грязной войне и теперь несет насилие в мирную жизнь на своей родине, которая закрывает глаза на смерть.

Фестиваль, упуская ключевое слово, тоже не способствует тому, чтобы открылись глаза, но, тем не менее, фильм Валерия Тодоровского, в котором мешаются мотивы, связанные с драмой вьетнамских ветеранов из таких фильмов, как «Rambo» и «Coming Home», в программу включен.

В последнее время, несмотря на то, что правительство делает все, чтобы не допустить сцен с мертвыми, отдельные документальные фильмы все же появились. Но идут они не в великолепном кинотеатре «Пушкинский», перед парадным крыльцом которого стоят два сверкающих лимузина спонсора Daimler metallic, и вблизи от пассажа, где четыре года назад в результате террористического акта, совершенного чеченцами, в клочья были разорваны 13 человек. «Дети Грозного» сняли на телеканале НТВ, глава которого Гусинский тут же был арестован. При этом мы не можем осуждать немцев. Ряд фильмов о Чечне был в прошлом декабре частью выставки «Берлин-Москва», однако под давлением российской стороны министр культуры Вайс (Weiss) изъяла их из официальной программы.

«Франкенштейн» является связующим звеном фестиваля, первое жюри которого в 1935 году возглавлял Эйзенштейн. Тот фестиваль капитулировал перед сталинскими чистками и снова возродился в 1959 году в качестве мирной альтернативы кинофестивалю в Карловых Варах — и тот, и другой выступали как бастионы «прогрессивного фильма», — а с 1999 года конкурирует ежегодно с Карлсбадом за право считаться важнейшим кинофестивалем стран Восточной Европы.

Кинофестиваль собирается поставлять русским нуворишам звезд, в блеске которых они могли бы видеть свое собственное отражение (Тарантино/Tarantino), Турман/Thurman и Стрип/Streep!). Он должен обслуживать киноманьяков. Он стремится в лигу Большой Тройки (кинофестивали в Каннах, в Берлине и в Венеции) и поэтому оплачивает пребывание западных журналистов (в том числе и автора этих строк). Он должен быть витриной российского киноренессанса (в середине девяностых годов снимали всего только 20 лент в год, сейчас — снова 80, как в советские времена). И он хотел бы комментировать процессы, происходящие в обществе (не зля правителей, которые выделили в пересчете два миллиона евро, столько же, сколько и спонсоры).

К несчастью, разозлить правителей в этом деле пока еще нетрудно. Например, правительство Белоруссии, чей министр культуры потребовал в Москве снять с программы фестиваля картину Андрея Кудиненко «Оккупация Мистерии» после того, как лента была запрещена в Белоруссии. Героизм сопротивления во время второй мировой войны остается там неприкасаемым. В «Мистерии» же речь идет о белоруске, в которой рождается материнское чувство к одному нацистскому солдату, и к рекруту, которого русские партизаны принуждают к грабежу и изнасилованию. Ленту в программе оставили.

Что сегодня возможно в великой России, продемонстрировала лента «Свои» Дмитрия Мешкиева, который и получил главную премию. Свои — это Советский Союз, подвергшийся нападению, но Мешкиев раскритиковывает мифический единый фронт из красноармейцев, дезертиров, офицеров-политработников, кулаков и коллаборационистов. Каждый из них преследует в тот военный август 1941 года свои собственные интересы, которые все без исключения стоят выше великой задачи защиты отечества.

Впечатляющая лента «Свои» могла бы найти место в Берлине или в Каннах в пику увязшей в стереотипах шпионской драме «A Different Loyalty» с Шарон Стоун (Sharon Stone), как и картина Марины Разбешкиной «Время жатвы», так сказать связующее звено между военным прошлым и современностью. В ней есть почти лирическо-ностальгические кадры о борьбе за урожай и вручении красного знамени лучшей комбайнерке, но пришедший с войны без ног отец пьет, сын погибает в Афганистане и когда последней умирает мать, все ее вещи, связанные с воспоминаниями, оказываются на помойке. Что осталось от России после того страшного столетия?

Ответ дает фильм Владимира Хотиненко «72 метра». В российском фильме о подводной лодке, которая после взрыва оказывается на дне, речь должна идти, нужно думать, о катастрофе с «Курском».

Само собой разумеется, был приглашен режиссер Никита Михалков, крестный отец российского кино, без связей которого этого фестиваля, возможно, и не было бы. Он его президент. Лента «72 метра» была снята в его студии, дочь Анна играет главную роль в фильме «Мы», документальный фильм «Страсти по России» сына Артема (с папой в роли рассказчика) включен в официальную программу.

Не зря на Московском кинофестивале, на единственном из всех, есть секция под названием «Семейные узы», в рамках которой уже чествовали Махмальбафов (Makhmalbafs) и клан Вадима, а в списке пожеланий стоят Копполасы (Coppolas). Шельма, которая думает о мафии.

Ганс-Георг Родек (Hanns-Georg Rodek)

Die Welt 29 июня 2004

ИноСМИ.Ru

29 июня 2004, 14:26

ИноСМИ.Ru