Русские содрогаются от неискренности того, что на Западе называеся хорошими манерами ("The Times")
Странные вещи происходят в России. Пограничникам – этой армии хмурых молодых людей, которые преграждают вам путь, когда вы готовитесь ступить на российскую землю, – приказали учиться улыбаться, а стюардессы «Аэрофлота» тоже начали на западный манер вытягивать губы, когда приветствуют вас на борту. Русские говорят, что осознали, что быть любезными выгодно. Им больше не нужны жалобы от туристов, проведших неделю с гидом «Интуриста» и ничего кроме гримасы не увидевших.
Однако многих такая неискренность возмущает. Мол, к концу смены продавщица, которая весь день была на ногах, смотреть не может на покупателей. Если бы она мне улыбалась, я бы знал, что это неискренне. Так почему меня это меня должно радовать?
Русские не улыбаются без разбору, как они сами открыто признают. Но когда русский человек улыбается, то эта улыбка настоящая и поэтому ценна. Такой аргумент приводит мой муж Александр. Как и все русские, он содрогается от неискренности того, что на Западе мы называем хорошими манерами.
Все эти подобострастные «пожалуйста», «спасибо», «прошу прощения», т.е. любезности которые облегчают нашу повседневную жизнь, раздражают русскую душу своей явной фальшивостью.
«Налей мне чаю», – говорил мне раньше Александр, на что я возмущенно отвечала ему: «Сам налей». В дословном переводе на английский это звучит совершенно грубо, а по-русски – нормально.
Межкультурные барьеры выходят гораздо дальше за пределы языка, поэтому перед нашей первой поездкой на Запад, чтобы познакомить Александра с моими родителями в благовоспитанном Уоркшире, ему пришлось пройти экспресс-курс избыточной учтивости, поупражняться в улыбках и научиться говорить «простите», даже если тебе наступили на ногу.
От фразы «Не будете ли вы настолько любезны, чтобы подать мне соль, пожалуйста» он в гневе заходил взад-вперед по комнате: «Ради Бога, это всего лишь соль. А что вы говорите, когда нужно попросить о чем-нибудь важном?»
Приехав в Англию и улыбаясь всем подряд, Александр говорил, что чувствует себя местным сумасшедшим.
Он был очень удивлен, когда в гостях, поглощая отвратительную на вкус еду, я произнесла «умм, как вкусно». В первый раз, когда мы принимали у себя мою свекровь, она сказала мне, что в суп нужно добавить еще приправы.
«Что, ты хочешь, чтобы твои гости лгали?», – спросил Александр, когда я позднее «прошлась» по этой еде.
Русские считают, что весь наш политес – сплошная ложь.
Точно так же, когда я, переводя дословно с английского, наполняла русский текст без разбора всякими любезностями, его друзья думали, что он женился на сумасшедшей.
Со временем я научилась сурово, но честно не улыбаться, как русские, и пожимать плечами.
Конечно, есть исторические причины, объясняющие, почему русские так неулыбчивы. В стране, где государство традиционно являлось врагом народа и где даже сосед мог предать, научишься быть подозрительным ко всем. Зачем улыбаться незнакомцу на улице, если он, быть может, как раз собирается донести на тебя в КГБ? Зачем он будет улыбаться тебе, если только не собирается забрать на допрос? Опускать глаза и держать улыбку при себе – просто вопрос самозащиты: ни с кем не встречаться глазами, не выделяться.
Однако на кухнях, среди близких друзей, слышен громкий и долгий смех, и на лицах русских появляются настоящие, ценные улыбки.
Однако, Александра серьезно встревожило бы, если б, прилетев в Москву, он увидел ухмылку на лице таможенника.
Дома у нас договор: если мы говорим по-русски, то он может говорить «налей мне чаю», но, если мы говорим по-английски, то он должен сказать «пожалуйста», «спасибо» и улыбнуться.
Быть может, все россияне тоже будут так действовать: улыбаться иностранцам и продолжать хмуро смотреть друг на друга.
The Times Миранда Ингрем
16:04 16 июня
Переведено 16 июня 2004
InoPressa.ru
*