Все запомнили, по ее признанию, случайно сыгранную роль — официантки, с которой Фокс из «Места встречи изменить нельзя» танцует последний в своей жизни танец, напоследок выбросив ее из окна. В тот раз вновь появиться в кадре Наталью уговорил Владимир Высоцкий, игравший в телесериале главную роль.

Наталья Серуш: статус-кво

Она никогда не стремилась к известности, но популярность к ней пришла мгновенно: после того, как была сыграна главная кинороль ее жизни – Людмила в экранизации сказки «Руслан и Людмила», которую снял Александр Птушко. Великой актрисой Наталья (тогда еще Петрова) никогда себя не считала, утверждая, что оказалась на съемочной площадке великого режиссера случайно. Все те, кому сказки не по душе, запомнили еще одну, по ее признанию, опять случайно сыгранную роль — официантки, с которой Фокс из «Места встречи изменить нельзя» танцует последний в своей жизни танец, напоследок выбросив ее из окна. В тот раз вновь появиться в кадре Наталью уговорил Владимир Высоцкий, игравший в телесериале главную роль.

Высоцкий был одним из самых близких друзей Бабека Серуша, иранца по происхождению. А Наталья Петрова незадолго до знакомства певца с Бабеком стала Натальей Серуш — супругой самого известного, самого хлебосольного, самого шикарного, самого таинственного, самого богатого мужчины СССР.

После смерти мужа она живет на две страны, проводя время в России и Швейцарии. Согласившись на встречу в Швейцарии, она попросила лишь не указывать названия городка на берегу одного из знаменитых озер. Вряд ли таким образом ей хотелось избежать повышенного внимания со стороны соотечественников, давно и прочно освоивших Конфедерацию. Похоже, что она всего лишь не прочь сохранить статус-кво, согласно которому в ее очаровательном городке иностранная речь слышна крайне редко, — швейцарцы умеют хранить секреты и истинные прелести красивой и размеренной жизни собственных курортных оазисов, до сих пор укрытых от глаз нежеланных визитеров.

С ней можно встречаться сколько угодно, но первое впечатление не изменит последующих – хохотушка и немножко кокетка, взгляд доверчивый и наивный. Но сохранить таковое – поступок опрометчивый и, возможно, непростительный: к ней с огромным почтением относятся сильные мира сего; некоторые влиятельные друзья ее покойного мужа до сих пор остались ее друзьями; дележа, по слухам, огромнейшего наследства с его многочисленными родственниками не случилось, равно как и не произошло повторения сценария, согласно которому большие наследства проматываются в одночасье. Разговаривая с ней, нужно быть осторожным, поскольку никогда не поймешь – наивное очарование – это часть ее естества или с толком подобранная маска, которую нет-нет да и выдают острые взгляды, уколы которых быстро осаживают пыл собеседника. Сама она безапелляционно величает себя кипучей бездельницей. Хотя таковой не является…

— Наташа, и каково же живется кипучей бездельнице? И почему «бездельнице»? Ведь в Москве у вас – SPA-салоны «Герлен», бутик элитной бижутерии…

— Очень хорошо живется! Что же касается бизнесов, то я же – не продавщица, и не массажистка. Суперделовой хватки у меня нет, а вот в плане распознавания человека, отведения ему той роли, которую он хорошо, с удовольствием и небольшими затратами на него выполняет, мне равных нет. С «Герлен» было непросто – в первую очередь, нужно было получить соответствующее разрешение этого Дома. Под этой маркой выпускается все лучшее, что есть в мире косметологии и парфюмерии, это один из старейших Домов Франции, основанный в 1828 году. В 90-е годы в России его вообще никто не знал, да и произносили название ровно как читали на латинице — Gueralin – «Гуерлаин». Шесть раз я летала в Париж, вела переговоры с руководством, настаивала и, в итоге, уговорила. Тогда крайне важно было произвести впечатление не «новой русской», их там опасались. Я же вела ведь переговоры об открытии целого фирменного салона Guerlain в Москве, а не какой-то там стойки в парфюмерном магазине. Тогда таких салонов не было ни у кого – ни у Dior, ни у других брендов. Пришла в парижскую штаб-квартиру, что называется, с улицы, но, лукавить не буду, закулисная, предварительная работа, предшествующая моему первому визиту, была проведена. Какая? Давайте ограничимся тем, что я понимала – КАК надо прийти с улицы в подобного рода заведение. Экспромтов не было, я вообще против них, никогда и ничего не делаю, предварительно не обдумав. И если у кого-то они удаются, то это вовсе не значит, что экспромты срабатывают систематически…

— Подобного рода образа ведения дел придерживаетесь не только в бизнесе?

— Я живу по принципу we have time, но прекрасно понимаю, что завтра или даже сегодня все может закончиться; с наступлением определенного возраста это острее чувствуется. Лично у меня эта острота стала чувствоваться гораздо раньше, когда умер Бабек. Еще молодого, крепкого, здорового мужчины не стало за каких-то 48 часов… Я не бездушная и не безэмоциальная, но все равно живу, не спеша. Куда торопиться? Особенно здесь, в Швейцарии, в которую я приезжаю регулярно уже три десятка лет. Здесь, неподалеку у нас с Бабеком была вилла. Эмпирически подойдя к вопросу обладания материальными благами, я ее продала, поскольку дорого содержать, а жить надо по средствам. Мне вполне теперь хватает квартиры.

— В Советском Союзе нас воспитывали так, что человек должен состояться еще и в профессиональном плане, а вы о своих работах в кино говорите как о случайностях, бизнес тоже не относите к разряду главных дел своей жизни…

— От социального статуса «бизнес-леди» я не отказываюсь. Организатор все-таки я неплохой. Для работниц своих салонов тренинги до сих пор провожу сама. Моих уборщиц в Москве на должность директоров приглашают – вот как они у меня выпестованы.

— А кем хотели быть в детстве?

— Да кем хотела, тем и стала, попробовав всего понемножку. Натура я, возможно, по чьему-то мнению, неглубокая – летчицей там или шахтером не хотела быть, врачом тоже.

— Кем после столько лет жизни в Швейцарии вы себя идентифицируете – русской швейцаркой или кем-то еще?

— У меня американский паспорт. За несколько лет до смерти Бабека я обосновалась в Америке, после того, как его не стало, опять вернулась туда. Мне всегда в Америку хотелось, а в тот конкретный момент хотелось как можно дальше быть от России. Жила в Нью-Йорке, получила американское гражданство, потом опять стала делить свою жизнь между Россией и Швейцарией. Но Нью-Йорк не забываю, приезжаю туда регулярно. Причем стараюсь непременно арендовать квартиру, а не снимать номер в гостинице. Иначе не приходит ощущение того, что в Нью-Йорке в этот период живешь, а не просто оказываешься в нем на время. Хожу по театрам, на бродвейские мюзиклы, в оперу, по ресторанам, знаменитому Центральному парку, подпитываюсь энергией – и снова в Старый свет.

Вообще же, моя заграничная жизнь началась с Германии, с Ганновера. Там жила семья Бабека. Но город этот находится в не очень удачной климатической зоне – низкое небо, почти все время пасмурно. Настроение было всегда подавленным, меня ничего не радовало.

— На Земном шаре есть еще точка, в которой бы вам хотелось задержаться на месяц-другой?

— Я бы хотела пожить в Японии. Одни раз я гостила там у своей подруги, которая вышла замуж за японца. Но полутора месяцев, конечно же, оказалось мало для того, чтобы познать эту страну. Вот если бы лет десять на Страну Восходящего Солнца! Цель? Просто хорошо провести время и под влиянием другой культуры возродиться в новом обличье.

— Общество сочтет такой подход бесцельным и непременно осудит!

— И в очередной раз оно меня насмешит. Если же серьезно, то общество не осудит. Я вообще счастливый человек – никогда не чувствовала не насмешек, ни зависти. То ли это не проявлялось, то ли просто не замечала, считая, что я – хорошая и всем должна нравиться…

— А чему люди могут вам завидовать?

— В моей жизни не было ситуаций, в которых меня можно было жалеть: мол, бедная-бедная Наташенька… Даже когда умер Бабек, люди как-то сдержанно мне соболезновали – ах, ну ведь же у многих умирают мужья. Возможно, тут играл роль тот факт, что Бабек не просто был, а был в моей жизни. Да и умер он неожиданно, быстро, в расцвете лет. Мне до сих пор кажется, что Бабек не умер, он просто вышел, куда-то, на время. Кое-кого эти мои сентенции пугают…

— В конце 70-х вы вошли в число избранных советских граждан, которым была открыта дорога на Запад…

— Заметьте, я не эмигрировала и не прощалась с родиной навсегда. Я всего лишь вышла замуж за обладателя иностранного паспорта, получив законную возможность беспрепятственного выезда за границу и возвращения домой в любое удобное для меня время. Думать заранее о том, что вдруг что-то могло измениться, например, Бабек станет персоной нон-грата, я не собиралась. Из-за этих если бы да кабы – не выезжать что ли? Сейчас мне сложно сказать, эмигрировала бы я из СССР или нет, если бы не стала мадам Серуш. Тогда (сейчас меньше) в России главной радостью было застолье. Я вообще не на дух не переношу алкоголь, не люблю шумных посиделок. Мне не скучно самой с собой, я люблю читать, прогулки в одиночестве. А наш дом в Москве всегда был открыт для всех. Это, признаться, очень утомляло. «Бабек, — недоумевала я, — я понимаю, что можно пригласить на ужин 10 человек, но почему завтракать с таким же количеством гостей?». А ведь Бабек, сыр иранских коммунистов вырос в детском доме, в знаменитой Ивановской школе-интернате им. Стасовой, в которой учились дети иностранцев и сироты из-за рубежа. Детдом, конечно же, наложил отпечаток на его характер, и Бабек был готов снять с себя последнюю рубашку для друзей, не говоря уже о том, что стол должен был быть всегда и для всех накрыт. Благодаря возможности уезжать за границу в любой момент, мое нетерпение модифицировалось в понимание преимуществ жены иностранца – пару дней потерплю, а потом улечу в Европу на недельку. Иначе бы точно, как минимум, закурила бы и научилась крепко выпивать. А я, между прочим, не выкурила в своей жизни ни одной сигареты. Бабек говорил мне: «Знаешь, почему курят русские женщины? Потому что им некуда руки деть».

— Как вам удалось наладить отношения с иранскими родственниками со стороны мужа?

— О, я помню нашу первую встречу. Мне нужно было предстать перед целым персидским кланом – мама Бабека, его сестры, тети, дяди… Я долго думала над тем, как это сделать. Конечно, можно было одарить всех матрешками, но я научилась танцевать персидский танец. Для того, чтобы покорить людей ведь вовсе не нужно изобретать или покупать что-то фантастическое, порой достаточно только одной продуманной мелочи. Потом выучила несколько фраз на фарси. Пробыли мы там тогда пару дней. Бабек был необыкновенно одаренным мощной природной энергией человеком: он спал по 4 часа в сутки и мог завтракать в Женеве, обедать в Лондоне, а вечером гулять в парижском ресторане. И он мне сказал – вот тебе ключи от машины, через три дня встречай меня в женевском аэропорту. Это был 1979 год, я – простая советская женщина, за границей была в первый раз, ничего знала и не понимала. Не знала, как машину правильно парковать, а тут нужно было отправиться одной из Германии в Швейцарию, через Альпы. Бабек потом признавался друзьям, что не ожидал меня увидеть в аэропорту, но я приехала. После этого мы, не сговариваясь, сделали еще один выбор – я не стала исполнять роль любимой женушки в мире его тетушек и дядюшек, а выбрала мир как таковой. Мне захотелось пожить в Калифорнии, Бабек купил там дом. В Калифорнии оказалось слишком жарко, и я уехала в Нью-Йорк, где уже задержалась. Кстати, если уж говорить о формулах любви и счастья, то я вывела одну из них – у мужчин надо просить то, что им легко и в радость тебе дать.

— Счастье оказалось возможным без детей?

— Не всем стоит детей иметь. Я нередко вижу хороших детей, которые страдают от плохих матерей, и, наоборот, хороших мам, терзаемых их ужасными чадами. Со мной судьба распорядилась так, как распорядилась…

— Вы никогда не защищали Бабека, когда после его смерти стали говорить о его возможных связях с КГБ…

— Что касается споров, то есть те, в которые не то что выигрывать не стоит, в них участвовать не стоит по причине того, что споры эти никому не нужны. Кому и что доказывать? У Бабека была своя жизнь, которую я то ли не представляла, то ли о которой не хотела иметь представления. Да, сложно представить иностранца его уровня в то время в качестве персоны грата в СССР без контактов с соответствующими органами. Но были ли у моего мужа подобные контакты, до какой степени — я не знаю. Это его жизнь, он сам принимал решения и платил за них ту или иную цену. Вряд ли просто так все шептали ему в спину в том же московском ресторане «Националь»: «Господин номер один пришел…». Наверное, такому титулу соответствовала какая-то цена. Повторюсь — наверное — поскольку точно не знаю ничего. Да и если б знала – вряд ли бы стала оправдываться сейчас за Бабека, вряд ли бы стала что-либо доказывать или опровергать. Перед кем оправдываться? За что? Кому доказывать? Чуть ли не каждый второй советский гражданин стучал в органы, сотрудничал с ними, вольно или невольно попадал в эту паутину. Да и сколько уже времени прошло…

Меня лично никто ни к какому сотрудничеству не принуждал, никаких уступок не требовал, поскольку персона я – малозаметная, бабочка, аленький цветочек, Людмила – дочь царя Владимира-Красное Солнышко из сказки Пушкина, нечто и ничто одновременно. Высоцкий – да, другое дело. Ему приходилось биться за каждое разрешение на выезд за границу, как пишет в мемуарах Марина Влади. Вот его заставляли биться, возможно, как раз в расчете на то, чтобы в чем-то другом он шел на уступки. Однажды лишь проявили инициативу доблестные органы, остановив на перекрестке мою машину после того, как я в валютной «Березке», что была у Новодевичьего монастыря, купила на доллары несколько книг Мандельштама. Новому поколению не понять, наверное, но в ту пору советским гражданам и валюту было запрещено иметь, и книги определенные читать. Меня привезли в теперь уже снесенную гостиницу «Интурист» на улице Горького, проверили документы и отпустили.

— Друзья Бабека были и остаются вашими друзьями?

— Считанные единицы.

— Страдать вам в жизни пришлось?

— Каждый период жизни предполагает разную степень восприимчивости к событиям, ответом на которые являются страдания. Какие страдания могут быть у современной женщины, у которой все есть, всего в достатке? Это исконно русская черта характера – страдать по любому поводу. Я таких поводов не ищу. А страдающим подругам советую простое решение: взять лист бумаги, на одной половине которого нужно записать все положительные моменты сложившейся ситуации, а на другой – отрицательные. Как правило, позитив преобладает. Такой вот я рациональный человек. Но при этом люблю меняться: я сегодня и десять лет тому назад – два разных человека. Какой из них лучше? Уверена, что Наташа сегодняшняя.

— Почему не вышли замуж во второй раз?

— А за кого выходить? Мой муж был человеком необыкновенным. Все у нас было взаимным, особенным. Никогда мы это не обговаривали, ни к чему друг друга не принуждали, никаких точек ни над какими буквами не расставляли. Но и вопросительных знаков не ставили тоже. Что происходило за скобками? Предполагалось, что ничего. Хотя я прекрасно понимала: Бабек – перс, этим все сказано, его дедушки и прадедушки владели гаремами. Понимала это, когда выходила замуж. Напомню: я все в жизни делаю осознанно. Я могла жить в Нью-Йорке, а он в Москве, и мы созванивались по 3-4 раза на день, потом встречались, и эти встречи были особенными, трогательными. Это, не дай бог, не рецепт семейного счастья, который подходит всем. Так сложилось у нас, это была наша формула любви.

Бабек умел и любил отдавать и дарить. Поделиться с человеком чем-нибудь для него было вершиной счастья. Именно поэтому его помнят до сих пор. Наша знаменитая дача, которую мы купили у Людмилы Зыкиной, — скольким людям там было хорошо. Все для друзей, приходите, выпьем, закусим – таким был Бабек, которые еще и умел выслушивать людей, помогать им дельным советом.

Да, одной непросто. Но вдвоем порой непросто тоже. Если б и вышла замуж, то только удачно, то есть непременно за человека умного, понимающего уместность поведения в каждой ситуации. Терпеть не могу мужчин, который не знают что ответить, теряются, вечно у них какие-то заминки со словами и действиями… Да и вообще, далеко не всем стоит непременно брачеваться, так как нет ничего хуже одиночества вдвоем.

— Предпринимаете ли усилия в этом направлении?

— Я не верю в усилия. Хотя, наверное, должна поменять свое мнение, поскольку мое неверие в усилия не принесло пока результата. Надо, быть может, менять тактику. Видимо, я так четко проецирую на окружающих – у меня все хорошо! – что никто даже и не пытается подступить. А было бы интересно…

Алексей Осипов

фото из личного архива Натальи Серуш

Самара today