Наконец-то! Все вздохнули с облегчением. Пройдя путь эволюционного развития по спирали вниз, мы вернулись туда, откуда вышли. Правда, уже без денег, без лучших мозгов и мускулов. Как проигравший в казино возвращается домой. Мы вернулись, мама! Домой! Домой!

Михаил Жванецкий

Ну, слава богу, дети! С Новым счастьем! Я и так никогда не терял оптимизма, а последние события меня просто окрылили. Я же говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными. И жизнь опять повернулась в сторону произведений.

А они мне кричали: «Все, у вас кризис, вы в метро три года не были! О чем вы писать теперь будете? Все теперь об этом. Теперь вообще права человека, теперь свобода личности выше государств. А вы зажрались, три года в метро не были».

Критика сверкала: вечно пьяный, жрущий, толстомордый, все время с бокалом. А я всегда с бокалом, потому что понимал — ненадолго.

Все по словам. А я по лицам. Я слов не знаю, я лица понимаю.

Подошел ко мне авторемонтник и говорит:

— Я вам радиатор заменил.

А я на лицо его глянул.

— Нет, — говорю, — не заменил.

— То есть, — говорит, — запаял.

— Нет, — говорю, — не запаял.

— Сейчас посмотрю.

И он пошел смотреть.

Когда все стали кричать «свобода!» и я вместе со всеми, пошел смотреть по лицам. Нормально все. Наши люди. Они на свободу не потянут. Они нарушать любят. Ты ему запрети, чтоб он нарушал. Это он понимает.

— Это кто сделал?

— Где?

— Вот.

— Что сделал?

— Что сделал, я вижу. А кто это сделал?

— А что, здесь запрещено?

— Запрещено.

— Не я.

Наша свобода — это то, что мы делаем, когда никто не видит. Стены лифтов, туалеты вокзалов, капоты чужих машин. Это и есть наша свобода. Нам руки впереди мешают. Руки сзади — другое дело. И команды не впереди, а сзади. То есть не зовут, а посылают. Это совсем другое дело. Можно глаза закрыть и подчиниться: «Левое плечо вперед! Марш! Стоп! Отдыхать! Подъем! Становись!..»

Так что народ сейчас правильно требует порядка. Это у нас в крови — обязательность, пунктуальность и эта… честность, порядочность и чистота. Мы жили среди порядка все 70 лет и не можем отвыкнуть. В общем, наша свобода — бардак. Наша мечта — порядок в бардаке. Разница небольшая, но некоторые ее чувствуют.

Они нам и сообщают: вот сейчас демократия, а вот сейчас диктатура. То, что при демократии печатается, при диктатуре говорится. При диктатуре все боятся вопроса, при демократии — ответа. При диктатуре больше балета и анекдотов, при демократии поездок и ограблений.

Крупного животного страха — одинаково. При диктатуре могут прибить сверху, при демократии — снизу. При полном порядке — со всех сторон. Сказать, что милиция при диктатуре защищает, будет некоторым преувеличением. Она нас охраняет. Особенно в местах заключения. Это было и есть.

А на улице, в воздушной и водной среде, это дело самих покойников, поэтому количество погибших в войнах у нас равно количеству погибших в мирное время. В общем, наша свобода хотя и отличается от диктатуры, но не так резко, чтоб в этом мог разобраться необразованный человек, допустим, прокурор или военный.

Многих волнует судьба сатирика, который процветает в оранжерейных условиях диктатуры пролетариата и гибнет в невыносимых условиях расцвета свободы. Но это все якобы. Просто в тепличных условиях подполья он ярче виден и четче слышен. И у него самого ясные ориентиры. Он сидит на цепи и лает на проходящий поезд, то есть предмет, лай, цепь и коэффициент полезного действия ясны каждому.

В условия свободы сатирик без цепи, хотя в ошейнике. Где он в данный момент, неизвестно. Его лай слышен то в войсках, то под забором самого Кремля, а чаще он сосредоточенно ищет блох с огромной тоской по ужину. И дурак понимает, что в сидении на цепи больше духовности и проникновения в свой внутренний мир. Ибо бег за цепь можно проделать только в своем воображении, что всегда интересно читателям.

Конечно, писателю не мешало бы отсидеть в тюрьме для высокого качества литературы, покидающей его организм. Но, честно говоря, не хочется. И так идешь на многое: путаница с семьями, свидания с детьми… Так что тюрьма — это будет чересчур.

Но что сегодня радует — предчувствие нового подполья. Кончились волнения, беготня, митинги, выборы, дебаты, снова на кухне, снова намеки, снова главное управление культуры и повышенные обязательства. Снова тебе кричат: «Вы своими произведениями унижаете совьетского человьека», а ты кричишь: «А вы своей «Газелью» его просто калечите». Красота!

Но тот, кто нас снова загоняет в подполье, не подозревает, с какими профессионалами имеет дело. Сказанное оттуда, по всем законам акустики в десять раз сильнее и громче и, главное, запоминается наизусть. А вечный лозунг руководства «Работать завтра лучше, чем сегодня» в подполье толкуют однозначно: сегодня работать смысла не имеет.

Московские Новости ссылка на статью

***