Вчера сотрудники охраны Дома правительства конфисковали у съемочной группы НТВ кассету с записью акции протеста, приуроченной к Международному дню защиты детей. На этой неделе это уже второй скандал с попыткой цензурировать материалы журналистов этой телекомпании. В понедельник автор и ведущий программы «Намедни» Леонид Парфенов публично обвинил руководство НТВ в том, что оно по просьбе российских спецслужб запретило демонстрировать в воскресенье интервью с вдовой Зелимхана Яндарбиева. О том, где кончается цензура и начинается журналистская этика, «Новым Известиям» рассказал главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов

– По вашему мнению, коллизия с сюжетом программы «Намедни» – это попытка ввести цензуру или внутренний конфликт?

– С точки зрения процедуры это рядовой случай. Такое было и в 90-х, и раньше. По Закону о СМИ главный редактор издания, а на телевидении генеральный директор отвечает за редакционную политику. Поэтому закон наделяет его правом руководить этой политикой. Но когда руководитель снимает из эфира сюжет по мотивам, которые не указаны в Законе о СМИ, на мой взгляд, это является актом цензуры. Хотя, с другой стороны, если журналист согласился с этим актом, раз он подписался под этой программой, то нечего кивать на других и говорить, что тебе мешали. Это ты ее выпустил. Так что после того как программа вышла, господину Парфенову вряд ли стоило поднимать скандал и перекладывать ответственность на своего руководителя.

– А что еще мог сделать журналист, оказавшийся в такой ситуации?

– У журналиста – я в данном случае имею в виду Леонида Парфенова – было несколько вариантов. Во-первых, снять всю программу. Телепрограмма является цельным продуктом. Если из салата вырывают один компонент, говоря: вы туда майонез не кладите, то это уже другое блюдо получается. В данном случае получилось другое произведение, и журналист был вправе снять его, ведь он под ним ставит свое имя. В законе о СМИ написано, что никто не может заставить журналиста ставить свое имя под материалом, который искажен. Во-вторых, он мог согласиться с доводами руководства, выставить программу в эфир и промолчать. И это тоже его право, право подписаться под измененным продуктом. В-третьих, он мог выставить программу в прежнем виде без купюр. То есть не выполнять незаконный приказ, если он считает такой приказ незаконным, и ждать санкций со стороны руководства. И наконец, он мог просто написать заявление об уходе и уйти с телеканала. В данном случае выбран совершенно невозможный, как мне кажется, пятый вариант. Журналист выполнил с его точки зрения незаконный приказ и тут же этот приказ прокомментировал в другом средстве массовой информации. Я считаю, что выносить внутренние взаимоотношения руководителя и подчиненного на всеобщее обозрение и при этом оставаться в этой компании, абсолютно неправильно. Как главный редактор я бы в такой ситуации человека уволил.

– Как определить грань между объективной необходимостью снять материал, чтобы не подвергать людей опасности, и обыкновенной цензурой?

– В своей работе мы руководствуемся законами и той антитеррористической конвенцией, которую мы подписали. В том числе, если мне не изменяет память, и руководители НТВ. В конвенции записано, что СМИ добровольно берут на себя ограничения только в том случае, если во время проведения спецоперации опубликование информации может угрожать жизни заложников или людей, их спасающих. Мне представляется, что суд в Катаре не попадает под эту категорию. Да и в самом материале, на мой взгляд, нет ничего такого, что могло оправдать снятие. Я прочитал расшифровку этого интервью. Поэтому, повторюсь, решение руководства НТВ, в данном случае Александра Герасимова, с моей точки зрения является актом цензуры. Я, кстати, ему об этом сказал.

– А вы, как главный редактор «Эха Москвы», все в эфир выпускаете или у вас бывает особое мнение?

– Да, конечно, у меня происходят столкновения с выпускающими редакторами. У нас каждый день на планерке обсуждаются темы, но решение, выпускать их в эфир или нет, принимается редактором новостей. Я им говорю: на вашу ответственность, я ничего с эфира снимать не буду. И нередко вопреки моему мнению журналисты радиостанции выпускают сюжеты, которые я считал неправильными. Но тогда это их ответственность. Практика обсуждения программ на уровне руководства существует во всем мире. Ты либо с ней соглашаешься, либо не соглашаешься. Но тогда ты уходишь и делаешь то, что ты считаешь правильным.

– А «просьбы» от наших спецслужб поступают?

– Отвечу мягко. Если они и поступают, то до моих журналистов не доходят. Потому что по закону за информационную политику отвечает главный редактор, то есть я.

02.06.04

среда

«Новые Известия»