И через 15 лет после краха коммунизма Москва – далеко еще не Берлин. Корреспондент focus-online – о будничной жизни, о странностях и совершенно обычном безумии российской столицы.

Что? Завтрак? – официантка в обтягивающей черной блузке неприветливо смотрит куда-то мимо меня. – Сегодня у нас завтраков нет». «А что можно поесть?» – «Ничего». Молодая красивая женщина смотрит на меня с такой ненавистью, будто я сделал ей неприличное предложение: «Что вы вообще от меня хотите? Сегодня с утра повара нет! И пока он не появится, еды не будет». – «А когда он придет?» – «Через полчаса, часов в одиннадцать. Может быть».

Сцена, разыгравшаяся в ресторане «Монтероссо», что на запыленной московской Таганке, – это все что угодно, только не исключение. Пусть даже Москва, когда-то унылая столица СССР, превратилась в шумный сверкающий город: как и вся страна, столица в том, что касается сервиса, больше похожа на зону чрезвычайного бедствия, чем на рай для клиентов.

При коммунистах продавщицы, официантки и королевы бензоколонок, распоряжавшиеся дефицитом, имели чуть ли не княжеский статус: они решали, кого «осчастливить» – советский аналог слова «продать» – дефицитным товаром. Вежливость была уделом клиентов – если они вообще хотели быть клиентами. Старый менталитет укоренился глубоко, жив он и сегодня.

Западные цены – советский сервис

Пока не познакомишься с его сервисом, кажется, что ресторан «Монтероссо» мог бы с таким же успехом находиться в Берлине, Париже или Риме: шикарная дизайнерская мебель, у окон стоят широкие диваны с массивными подушками, на стенах висят модные черно-белые фотографии, в ресторане работают известные диск-жокеи.

Цены здесь тоже западные: горячее блюдо стоит 400 рублей, около 13 евро. По сравнению с другими московскими ресторанами это почти даром, но только с одной стороны. А вот с другой, при средней заработной плате в 200-300 евро, это приличная сумма. Но вряд ли для кого-то это препятствие. Если в кармане есть деньги, их в России на черный день не откладывают, а стараются как можно быстрее потратить. Это обусловлено не только широтой русской натуры, вошедшей в поговорки, но и жизненным опытом: при социализме люди на цену не смотрели. Товаров всегда было меньше, чем денег. Если представлялась возможность что-нибудь купить, вещь сразу хватали.

Во время перестройки инфляция, денежные реформы и дефолт не раз превращали рубли в бесполезные бумажки. Отсюда урок – лучше потратить сегодня, чем остаться у разбитого корыта завтра. Только этим можно объяснить, почему кусочек сыра с плесенью стоит в московском магазине 6 евро, почему за аренду однокомнатной халупы приходится платить 400 евро, а в ресторане бутылка вина обходится в ту же цену. При этом большая часть россиян все еще живет на грани прожиточного минимума. Однако, по меньшей мере, в десятимиллионной Москве достаточно людей, выигравших от реформ, чтобы было кому сорить долларами.

Однако насколько платежеспособная московская публика требовательна в вопросах стиля и обстановки, настолько же мало она возмущается плохим сервисом. Когда часы уже показывали 11:15, в ресторане «Монтероссо» о поваре все еще не было ни слуху, ни духу, к тому же исчезла официантка. Посетители терпеливо сидели за столами – и молчали. Около 11:30 официантка появилась снова. Возможно, от тоскливого ожидания – но мне, во всяком случае, показалось, что ее блузка стала еще более облегающей. Тут она попыталась молча проскочить мимо моего стола.

«Поесть все еще нечего?», – спрашиваю я ее. Очевидно, не достаточно смиренно. «Нет», – бросает она мне недовольно, проходя мимо. «А когда?» Она смотрит на меня, будто я готов сделать что угодно, только бы отправить ее на кухню: «Откуда мне знать, когда появится повар. Если вам не нравится, можете идти!» Нет, не то чтобы я был настолько наивен и ждал извинений только потому, что мне не дали поесть. Но все же кивок в сторону выхода показался мне не совсем галантным.

Полное отсутствие внимания

Но когда я, рассерженный, собрался уходить, я столкнулся с очередной неожиданностью: гардеробщик занялся повышением своей квалификации – по крайней мере, именно эта мысль пришла мне в голову при виде того, как он, сидя за одним из столов, решает кроссворд. Когда он заметил, что я стою у гардероба с номерком в руке, чтобы забрать свое пальто – в этот майский день в Москве было всего четыре градуса, а утром даже шел снег, – он лишь бросил на меня пренебрежительный взгляд и вновь углубился в свой кроссворд. Еще чего, отрываться от стула из-за этих надоедливых клиентов. Типичный «ненавязчивый сервис», как русские иронично называют полное его отсутствие.

Я пробираюсь между вешалками – и с трудом удерживаюсь от того, чтобы из мести не прихватить с собой номерок. У меня есть только одно предположение, что в действительности, несмотря на «ненавязчивый сервис», манит сюда, в «Монтероссо», посетителей: «одностороннее зеркало» между женским и мужским туалетом, которое позволяет мужчинам бросить взгляд на то, чем занимается слабый пол – «маленький трюк владельца», который в виде исключения оказался в хорошем настроении и решил таким образом компенсировать недостатки обслуживания в своем заведении.

Эмансипация – ругательное слово

На Западе такое посчитали бы не совсем «корректным» – а в США, пожалуй, вмешалась бы прокуратура. Но только не в России. От Калининграда до Владивостока слово «эмансипация» все еще является ругательным. Роли в большинстве семей четко распределены: мужчина – на диване, женщина – на кухне.

Средний российский мужчина, как само собой разумеющееся, ожидает от своей жены, что она утром, днем и вечером подает ему на стол. И это – а как может быть по-другому – не в последнюю очередь тоже следствие плохого сервиса: можно хорошо поесть и вне дома, но улыбающаяся официантка – это редкость. А данное обстоятельство имеет для многих русских мужчин большое значение – как пришлось узнать моей соседке, когда ее супруг вылил ей на голову суп, потому что она подала ему тарелку «без улыбки».

Вегетарианская пицца

Доставка пиццы – это тоже более чем условный вариант.

Здесь, конечно, нелепо надеяться на улыбку, и поэтому не нужно кидать пиццу в курьера. Случается, что этот товар, на который всегда большой спрос, попросту отсутствует. Когда через два часа с бурчащим животом, порой в обществе оскорбленных гостей, спрашиваешь, где твоя еда, дама по телефону невинным голосом объясняет: «О, у нас закончились маслины, и поэтому мы не можем доставить вам вегетарианскую пиццу». Хотя бы предупредить или предложить другую пиццу никому в голову не приходит.

То, что курьер часами стоит в пробках или приезжает, не имея мелких денег для сдачи, это, скорее, правило, чем исключение. Иногда привозят не ту пиццу – что особенно приятно, если начальник смены отказывается ее обменять: «Вы же, не попробовав ее, не можете сказать, есть там мясо или нет».

Не безупречно налажена и доставка напитков. Если тебе привезли не тот газированный напиток – с сахаром, а не «Light», – на извинение, как и на немедленный обмен товара, рассчитывать не приходится. После пяти звонков в самые разные инстанции, наконец, получаешь ответ из «отдела претензий»: «Это ваша проблема, а не наша». Только громко сказанные слова «генеральный директор» и «скандал» вызывают желаемую реакцию: «По какому адресу надо обменять напитки?»

Но «ненавязчивый сервис» – это проблема не только еды и питья. Многие пункты обмена валюты в Москве и сегодня все еще навевают воспоминания о пересечении границы во времена Советского Союза – когда лица пограничников лишь угадывались за темным зеркальным стеклом. Сегодняшний кассир прячется за жалюзи, которые свисают так низко, что через оставшуюся щель едва можно просунуть руку с деньгами.

Штаны от Бада Спенсера

Еще один пример отсутствия взаимопонимания. Когда я как-то недавно стоял перед зеркалом и не узнавал самого себя, причина крылась не в дальтонизме или резком увеличении веса (откуда при таких проблемах с завтраками и пиццей), а в том, что штаны на мне были лилового цвета и по размеру подходили, скорее, медведю, чем нормальному человеку. При пристальном рассмотрении выяснилось, что химчистка что-то напутала – мне выдали штаны другого клиента, не слишком требовательного к цветовой гамме, – а если судить по их фасону, то какого-то российского Бада Спенсера.

Сотрудница химчистки не сочла своим долгом хотя бы извиниться передо мной. Словно у пойманного вора она вырвала у меня из рук злополучные штаны: «Ах, мы их уже ищем, значит, они были у вас, наконец-то они нашлись», – произнесла она и исчезла. Когда спустя целую вечность она вернулась и я вежливо обратил ее внимание на то, что теперь нет моих брюк, она зло посмотрела на меня: «Пишите заявление на имя директора». Я написал заявление; свои брюки или хотя бы компенсацию я не могу получить уже больше года.

Иногда лучше вовсе не жаловаться. По меньшей мере, в метро. Когда автомат вдруг не признавал мой месячный билет – похоже, магнитная полоса выработала свой срок, – я честно встал в очередь в кассу. Когда спустя десять минут я, наконец, оказался у окошка, я по своей западной дремучести допустил непростительную ошибку – я предъявил старый испорченный билет и попросил пожилую даму в очках в роговой оправе, замотанной скотчем, его обменять. «Вам придется подождать, это может сделать только начальник смены, но она как раз пошла поесть, правда, не больше, чем на 20 минут».

«Хорошо, его я поменяю в другой раз, продайте мне сейчас, пожалуйста, билет на одну поездку», – простодушно прошу я кассиршу. «Так дело не пойдет, нам надо выяснять, что с вашим проездным, до тех пор я не могу продать вам разовый билет», – сообщает она мне. При всем том у меня запланирована важная встреча. Однако выход найден: скверный российский сервис сплошь и рядом можно компенсировать человечностью, смягчающей сердца, – если только выбран правильный подход. «Пожалуйста, очень прошу, вы так любезны – у меня важная встреча», – лепечу я в окошко. Внезапно морщинистая дама со строгим лицом превращается в улыбающуюся бабушку: «Ну, хорошо, на тебе, сынок, билет!»

Focus Борис Райтшустер

15:26 20 мая

Переведено 20 мая 2004

InoPressa.ru

InoPressa.ru