Джеймс Тьере, он же Джеймс Чаплин, — внук Чарли Чаплина — впервые в Москве. Свой спектакль играет в Малом театре. О дедушке не говорит. А в его контракте (как и у всех Чаплиных) одним из главных пунктов записано, что запрещает использовать какую-либо символику, связанную с великим предком.

Свое первое интервью в Москве он дал обозревателю “МК”.

Отель “Гранд Марриотт” на Тверской, что ближе к Маяковской. Джеймс опаздывает минут на 15. Прибегает, извиняется, плюхается в кресло. На нем черный костюм, в черных курчавых волосах — седина. А ведь он молодой, всего года 32—33. Он с ходу отказывается сниматься, говорит, что фотография “получится говняной”. Но все-таки извиняется за отказ.

— Джеймс, почему ваш спектакль называется “До свидания, зонтик”, а не, например, “До свидания, скрипка”, на которой вы наигрываете в финале?

— Я люблю работать с символами, с языком неосознанного. “До свидания, зонтик” — это мой тайный садик, где я самому себе доставляю удовольствие. Это “до свидания” тому, что нас охраняет. И место грез, где все возможно. Как прыжок в другую реальность. Как прощание с иллюзиями.

— В вашем спектакле в отличие от спектаклей ваших родственников (родителей и сестры) очень много тревоги. Вы что-то пережили особенное, чтобы сделать такой спектакль?

— Там много надежды и оптимизма, но мне все-таки нравятся контрасты. Мы же все состоим из тревожностей, но здесь нет прямого соотношения с тем, что я пережил. Может, потому, что это мой третий спектакль. Предыдущий был более светлый, а в этом мне захотелось выразить что-то более неврастеническое.

Подробнее: МК.ru

МК.ru