Письма сегодняшние помогают узнать время прошедшее… Было мне в ту пору шестнадцать. Все наши друзья, поклонники и любимый мой человек были уже на войне. Только редкие письма с фронта придавали нам силы выдерживать непосильные испытания, которые на нас обрушились, письма давали надежду на светлое будущее. Они были нужны нам как воздух.

А.Шафигуллина, учительница-ветеран труда.

Камышла-Самара (Куйбышев)-Одесса (Украина)…

Я закончила Камышлинское татарское педагогическое училище в 1942 году. Круглой отличницей не была, но всегда входила в число ударников, как тогда называли успешных учеников. На выпускном вечере (тантаналы утырышта) меня за успехи в учебе (якши укыган очен булэк итеп) премировали отрезом на платье: как сейчас помню- маркизет с розовыми и красными цветочками. Ну очень был красивый подарок… И еще память о том выпускном вечере: я впервые там исполняла арию из оперы «Евгений Онегин» Чайковского «письмо Татьяны». Тогда я не знала ни оперы этой, ни композитора, ни их величия. И не задумывалась о том, какую ответственность беру на себя, какую ответственность берет на себя мой учитель по пению Мартынов Владимир (отчества не помню). Но помню, какой он был терпеливый, внимательный, как долго и тщательно мы репетировали. Однажды невзначай я услышала, как он говорил нашему преподавателю: «У Альфии колоратурное сопрано, с ней надо быть очень бережным, очень внимательным учителем…». Он и был для меня таким педагогом. Когда я исполняла на вечере эту арию, я живо представляла Татьяну, ее переживания, чистоту ее души, она была очень понятна и близка мне. Педагог аккомпанировал мне на скрипке — и это тоже одно из моих дорогих воспоминаний. Он играл – и душа моя как будто растворялась в этой волшебной музыке, мне казалось, что и весенние ручейки на наших улицах, и воздух, напоенный ароматом цветущих акаци, растущих на пришкольном участке – все-все наполнено этой неповторимой мелодией. Позже, когда я прочитала «Евгения Онегина» и тот отрывок, где Татьяна, полная любви и обожания, бродила по пустому дому Евгения, касалась книг, которые он читал, мне казалось, я понимаю всю меру ее страданий… Много лет спустя, когда мне довелось жить в Ленинграде, бывая в Эрмитаже, всегда останавливалась у портрета воображаемой мной Татьяны (чья это работа!?) и всякий раз будто прикасалась к душе тоскующей, любящей, много страдавшей, но гордой и прекрасной.

Так что мое «выпускное» музыкальное выступление одарило меня не только радостно привычной (всегда «на ура») реакцией зала, но и открыло духовный мир любимой героини Пушкина.

Было мне в ту пору тоже шестнадцать. Время, когда так хочется любить и быть любимой, слышать добрые, ласковые слова. Но мы были лишены этого. Все наши друзья, поклонники и любимый мой человек были уже на войне. Только редкие письма с фронта придавали нам силы выдерживать непосильные испытания, которые на нас обрушились, письма давали надежду на светлое будущее. Они были нужны нам как воздух.

В Балыклу, где я работала после педучилища, почтальон приезжал на лошади, объезжая до нас соседние села. Как мы его ждали! Завидев, как он спускается с горы на дорогу, ведущую в соседнее село, не расходились после уроков, дожидаясь когда бы он ни появился.

Наверное, и на фронте так же ждали наши письма, так же наши весточки придавали им силы, согревали, возвращали на родную землю.

Такую же, как письма, духовную силу и поддержку давали нам песни. Никогда не забыть мне: по заданию райкома комсомола в один из зимних дней я отправилась в Давлеткулово. Было очень холодно, мороз, одеты в ту пору мы были кое-как, от села к селу ходили пешком- большинство лошадей, как и люди, были мобилизованы на фронт. Пришла в село буквально окоченевшая от холода. Председатель сельсовета привел меня в клуб – он оказался нетопленным, промерзшим. Распорядившись истопить печь, он ушел. А я села у огня, подбрасывала в него дровишки, и из сердца сама собой полилась песня «Вьется в тесной печурке огонь»… И словно теплее стало от нее, от этих слов, этой любви. Позже на встрече с колхозницами-солдатками меня попросили спеть эту песню, затем еще раз, и еще…

Да, так оно было: песни нам помогали жить и верить, дарили тепло и ласку, которых мы были лишены, давали надежду на любовь и дружбу.

Особо любимы были в те годы песни: «Синий платочек», «Вставай, страна огромная», «Темная ночь», татарские народные песни: «Хаваларда йолдыз» («звезда на небе»), «Салкын чишмэ» («холодный родник»), «Иркэм» («милая»), «Кара урман» («темный лес») и многие-многие другие.

Как-то в Балыкле мы (учителя и молодежь) поставили музыкальную пьесу «Галия Бану» — буквально все село пришло на спектакль. Даже из соседних сел, помню, пришли – так велика была тяга людей к прекрасному. А как слушали! Всем сердцем, мыслями и чувствами. Я не раз видела, как бабушки утирали слезы, когда я пела «Хаваларда йолдыз», «Сагыну», «Ашказар», «Кара урман» — и всегда просили их повторить . Признаюсь, такое же удовольствие получала и я сама от исполнения этих песен и была очень признательна своим слушателям, не позволяла долго упрашивать: «Хорошо, хорошо, -говорила, -я спою все, что вы пожелаете». И пела…

Откуда эта наша общая тяга, эта власть песни над нами, людьми, не знавшими ни театра, ни больших концертов? Просто в те времена село всегда пело — и в горе, и в радости, пело, передавая любовь свою к песне от родителей к детям и обратно. Надо отдать должное и культурной политике того времени. Расскажу, к примеру, о первой в моей жизни областной олимпиаде школьников, которая состоялась в городе Куйбышеве в оперном театре в 1939 (или в 1940?) году.

Училась я тогда в шестом (седьмом?) классе и так получилось, что на отборочных конкурсах, проходивших по районам области, нас двоих – меня и Халита Мингазова (кажется, шестиклассника) послали от нашего района в гор. Куйбышев. Нас сопровождала учительница средней школы (фамилии не помню). Мы ехали кружным путем довольно долго – до Ульяновска поездом, оттуда пароходом до Куйбышева — и на олимпиаду опоздали, приехали уже к началу заключительного концерта. А в нем, как я понимаю, принимали участие победители конкурсных выступлений. Но нас все-таки прослушали и предоставили возможность выступить в этом концерте. Я пела башкирскую народную песню на татарском языке «Ашказар». Аккомпанировали мне на рояле – кто? — не запомнила. После концерта ко мне подошла журналистка из «Пионерской правды» Клавдия (?) Киршина. Оказывается, мы обе в тот день были дебютантками: я впервые выступала на сцене оперного театра, а у нее это был первый репортаж. Признаюсь, я ее, наверное, подвела: по-русски говорила плохо, так что собеседник из меня получился довольно скромный. Она спрашивала-откуда я приехала (Камышла, Куйбышевской области), в каком классе учусь, какие песни люблю петь. Позже я прочитала в газете ее отчет с олимпиады. Название статьи помню до сих пор «Певцы и певицы». И запомнила такие ее строки: «Исключительно приятный тембр (моменты колоратуры), хорошее владение голосом показала ученица Камышлинской средней школы Альфия Шафигуллина, исполнившая башкирскую народную песню «Ашказар»…

Были и другие похвальные слова – они, к сожалению, в памяти не остались. Я тогда не понимала, что такое « приятный тембр, колоратура» , потому, наверное, только эти слова и запомнились.

Домой приехала с наградой – шерстяным отрезом темно-зеленого цвета на платье, и следом пришла похвальная грамота участницы областной художественной олимпиады школьников.

…С благодарностью вспоминаю учителей и атмосферу родной школы, педагогического училища. Они не только дали нам крепкие знания, но и воспитали в нас чувство равенства в нашем сообществе, развивали интерес к культуре, возможность реализовать свои творческие наклонности.

Альфия Шафигуллина

Учительница – ветеран труда

Камышла-Самара (Куйбышев)-Одесса (Украина)