Он снова спустился в бункер через 50 лет — только после того, как этот объект рассекретили. Оказавшись под толщей земли и металла, Николай Иванов горестно вздохнул:

— Тут я и схоронил свою жизнь…

Единственный из привлеченных в 41-42-м годах к строительству бункера Сталина в Куйбышеве, кто не побоялся открыться. Несмотря на подписку о неразглашении и годы лагерей.

Несколько лет назад мы связывались с Николаем Ивановым, но он напрочь отказывался общаться с журналистом. А незадолго до своей смерти позволил лишь сотрудникам музея “Бункер Сталина” записать свою исповедь на пленку.

Вход в музей — в одном из неприметных дворов в центре Самары. Трудно поверить, что под нашими ногами спрятан огромный “подземный Кремль”.

— С самого начала войны Сталин начал вынашивать идею второй столицы. Куйбышев (ныне Самара), который огибает водная преграда — Волга, показался ему наиболее защищенным городом. Оставалось подготовить военную резиденцию для членов Политбюро, — Тимофей Захарченко, бывший директор “Бункера Сталина”, ведет меня глухими коридорами. — Когда объект рассекретили в 90-м году, меня назначили руководить музеем. Я удивился, что “подземный Кремль” был построен без “барских замашек” — внутри все очень скромно… Это военный объект, обеспечивающий полную безопасность своим обитателям. Чего не скажешь об участниках строительства. Для секретных работ привлекли молодых людей со всего Союза. Часть — сотрудники Метростроя…

Иванов — единственный, кто решился связаться с работниками музея. Письмо от него, из Каменска-Шахтинска Ростовской области, было адресовано директору музея. Телефона у автора не оказалось, и Тимофей Захарченко лично выехал по указанному адресу.

— Мы с вами можем быть полезны друг другу, — сообщил Николай Иванов, открыв дверь и настороженно проверив служебное удостоверение гостя. — Вы хотите узнать о строительстве. А я… понять, почему так сложилась моя судьба…

Родился Николай в 1924 году в Ленинградской области. После железнодорожного училища был распределен в Москву, несколько месяцев проработал в Метрострое. А во время войны его направили в Куйбышев.

— Когда я прибыл в город, место строительства было обнесено ограждением, за которым уже вырыли два котлована, — хрипловатый голос Иванова звучит из диктофона. — Почти 700 строителей поселили в общежитии. Когда часть работников заявила, что предпочитает идти на фронт, нежели отсиживаться на мирных работах, “бунтовщиков” ночью подняли с кроватей энкавэдэшники, затолкали в фургон и увезли в неизвестном направлении…

Чтобы незаметно выкопать 70-метровую яму, нужно было куда-то девать 25 тысяч кубометров земли. По ночам грунт вывозили на грузовиках за город. Сначала Иванов участвовал в этих работах, а в марте 42-го выяснилось, что главному инженеру Юлиану Островскому требуется стенографист. Николая Никитовича взяли за каллиграфический почерк…

Сталин лично спускался в бункер?

Документального подтверждения того, что Николай Иванов действительно был стенографистом при строительстве бункера Сталина, нет. Архивы рассекречивают постепенно. Однако детали его рассказа о тех работах во всем совпадают с достоверными данными.

— На строительство Сталин выделил весьма короткий срок — один год, с декабря 41-го по октябрь 42-го, — говорит Тимофей Захарченко. — В общей сложности было задействовано около 40 тысяч человек и потрачено 7 миллионов рублей — по тем временам огромные деньги.

Николай Иванов не только делал для себя копии стенограмм, но и вел личный дневник, что позволило ему не утерять из памяти подробности тех событий.

— За оградой был голод. А нам давали комплексный обед, чтобы рабочие были в силах перевыполнить план, — вспоминал Иванов. — Некоторых товарищей моих засыпало в шахтах. Хоронили их ночью за городом, не привлекая внимания местных жителей.

По официальным документам, генсек так и не смог оценить результаты своего проекта. До Москвы фашисты не дошли, и правительству не было смысла переезжать в “запасной Кремль”. Однако Иванов утверждает, что Сталин не раз лично вмешивался в ход работ.

— Я переписывал некоторые документы по указанию сверху, — говорит стенографист. — В верхней части объекта должен был находиться слой бетона в 2 метра 5 сантиметров. Но Сталин, ознакомившись с бумагами, решил, что этого недостаточно для абсолютной безопасности. И увеличил толщину бетона на 55 сантиметров. Фугасная авиационная бомба при прямом попадании не пробила бы такую защиту! Сталин лично придумал, что в его личном кабинете на глубине 70 метров будет четыре двери — чтобы при захвате можно было скрыться в одну из них и запутать врага. А также это был психологический маневр для устрашения ожидающих аудиенции: каждый раз неизвестно, из которого входа появится вождь.

Кроме того, Сталин, по свидетельствам очевидца, дважды лично посетил бункер под покровом ночи:

— Однажды — в июле 42-го — я намылился в общежитие, но Островский удержал меня одним словом: “Погоди-ка…” (Он часто так говорил, за что ему за глаза даже дали такую кличку.) Я остался на рабочем месте. Около двух часов ночи прибыл Сталин в компании с будущим маршалом Дмитрием Устиновым. Я, еле живой от страха, стенографировал эту встречу и замечания вождя… По окончании строительства Сталин лично принимал работу. Это было 11 октября 42-го… В 22 часа он спустился в свой кабинет, посмотрел на стену и увидел свой портрет.

Приказал: “Снимите”. С ним был Берия, и, когда один молодой и нахальный связист вякнул: “Мне бы добавить звездочку на погоны…” — Лаврентий в ответ рявкнул: “Молокосос!” — однако встретил гневный взгляд товарища Сталина… Награду тот связист так и не получил.

Подробнее: МК

06.08.2008 01:40