Благодаря политическим успехам Путина лексикон политологов пополнился целым рядом выражений: контролируемая демократия, управляемая демократия, либеральный авторитаризм, выборная автократия, царь Владимир. В подтексте всех этих терминов, что бы они ни значили, лежит одно общее понятие – контроль.

Татьяна Локшина, директор правозащитной организации, собрала несколько месяцев назад своих сотрудников и проинструктировала как себя вести, если к ним явятся представители спецслужб.

Тогда еще были свежи обстоятельства ареста Михаила Ходорковского, самого богатого человека в России, когда вооруженные люди в масках кричали: «Всем на пол, или мы будем стрелять!» В ряду гражданских организаций, которым он оказывал поддержку, была и возглавляемая Локшиной Московская Хельсинкская группа.

«Если к вам придут сами знаете откуда, не говорите с ними», – сказала она своим сотрудникам тогда. Теперь она вспоминает: «Слышу, что я говорю, и вдруг понимаю, что те же слова произносили люди много лет назад. Это меня встревожило: история начинает повторяться».

Сейчас, конечно, не советское время, и диссидентов не сажают, как тогда, за решетку.

Еще до ареста Михаила Ходорковского, который по сей день находится в заключении в ожидании суда по обвинению в экономических преступлениях, воздух стал сгущаться. Его арест был самым громким из многочисленных сигналов, обозначающих, что правительство Путина закручивает гайки и становится все более непредсказуемым. Как будто возвращаясь в прошлое, некоторые люди стали серьезно задумываться, что стоит и что не стоит говорить на публике или в телефонных разговорах.

Наиболее важно здесь то, с какой готовностью – чуть ли не с радостью – общество приняло новые ограничения свободы.

Общеизвестно, что постсоветская дикая демократизация 1990-х превратила слово «демократия» в ругательство. У людей возникла сильная потребность в порядке и стабильности, которые многие ассоциируют с сильной властью.

Но некоторые думают, что причины подобных настроений еще глубже. Они считают, что Россия изначально недемократична и теперь закономерным образом страна возвращается к комфортному уровню контроля сверху.

Леонид Радзиховский, обозреватель проправительственной «Российской газеты», комментируя результаты президентских выборов в прошлом месяце, писал, что нация, предоставленная самой себе, стремится подчиниться сильному лидеру. К счастью, нынешний лидер России достаточно просвещен, консервативен и в меру авторитарен, считает Радзиховский.

Реакция ли это на беспредел 1990-х, фундаментальные ли ценности, но для русских, кажется, либеральные свободы менее важны, чем для большинства людей на Западе. В лидере они прежде всего ценят способность командовать.

«Я не могу себе представить, чтобы люди действительно с возмущением и негодованием отреагировали на нарушение их свобод», – писала журналистка Маша Липман в период парламентских выборов.

Опрос, проведенный приблизительно в это время, показал, что большинство людей одобряют некоторую форму правительственной цензуры в прессе.

Другой опрос, проведенный в прошлом году Сарой Э. Мендельсон из Центра стратегических и международных исследований, показал, что 30% россиян считают, что демократия – всегда наилучшая форма правления, а 34% думают, что авторитаризм «может иногда быть предпочтительнее». Для сравнения она приводит такие цифры: в Азии 59% населения предпочитают демократию, в Африке – 69%.

В ходе этого же опроса было выявлено, что 26% россиян «определенно или вероятно» проголосовали бы за Сталина, если бы он участвовал сегодня в выборах, 19% были не совсем уверены, сказав, что они, возможно, не проголосовали бы за него.

Обе демократические партии России проиграли в парламентских выборах в декабре. Так что в сегодняшней России демократия – это не больше чем идея.

Вопрос, которым задаются Татьяна Локшина и другие: насколько плохой может стать ситуация. Некоторые из ее коллег, выросших во времена открытости, теперь представляют, как им придется выбирать между перспективой работать в обстановке конспирации и эмиграцией.

В последние месяцы правительство ограничило свободу слова в прессе и поток информации, нейтрализовало оппозиционные партии, ограничило международный обмен научной информацией.

Когда месяц назад загадочный президент был переизбран на второй срок, многие комментаторы ожидали, что теперь Путин – деспот или скрытый либерал – откроет свое истинное лицо. До сих пор он не проявил особенного стремления к демократии, если не считать экономической политики.

Главным достижением его первого четырехлетнего срока была консолидация власти в собственных руках и политическая и экономическая стабильность, которые он принес в страну, уже выходящую из-под контроля. Теперь он полностью контролирует Россию и может формировать ее по своему желанию. Избирателей, подавляющее большинство которых проголосовало за него, несмотря на отсутствие предвыборной программы, похоже, такое положение дел устраивает.

Это значительное достижение. Путин – первый лидер современной России, которому удалось достичь такого уровня власти, не возвращаясь при этом к массовым репрессиям.

На полуночной пресс-конференции сразу после объявления результатов выборов Путин пообещал модернизировать страну, объясняя людям каждый свой шаг. В прошлом он далеко не всегда действовал в русле такой стратегии.

Благодаря его политическим успехам лексикон политологов пополнился целым рядом выражений: контролируемая демократия, управляемая демократия, либеральный авторитаризм, выборная автократия, царь Владимир.

В подтексте всех этих терминов, что бы они ни значили, лежит одно общее понятие – контроль. Сам себя Путин видит на вершине так называемой «вертикали власти», в которой система сдержек и противовесов полностью разрушена, а последнее слово всегда за ним.

Однако жесткость этой структуры и отсутствие принципа взаимных уступок, свойственного здоровому обществу, по мнению некоторых западных обозревателей, в конечном итоге усложняет задачу Путина.

«Мне не кажется, что эта модель стабильна, – говорит Андерс Аслунд, эксперт по вопросам России и Евразии в международном центре Карнеги. – Еще пару лет он протянет, но я не представляю, как он сможет избежать обвинений в будущем».

«Ему придется усилить репрессии или столкнуться с возросшим уровнем недовольства, – сказал он в телефонной беседе. – Честно говоря, я не думаю, что Путин обратится к репрессивным мерам. Он может слегка ужесточить политику, но не настолько, чтобы это стало действительно серьезным».

New York Times Сет Майденс

12:40 21 апреля

Переведено 21 апреля 2004

InoPressa.ru

InoPressa.ru