Сегодня многие специалисты связывают будущее российского космоса с ракетой «Ангара», которая будет стартовать с космодрома Плесецк. Здесь применено уникальное инженерное решение: носитель можно будет собирать из одинаковых модулей. Их максимальное количество — пять у тяжелой ракеты, три — у средней, один — у легкой. Причем они будут запускать с одного старта, а не так, как сейчас на Байконуре, где под каждый тип носителя свой старт.

Создание современных ракет-носителей признано сегодня одним из важнейших государственных приоритетов России. Какие здесь перспективы? Где та ракета, которой мы удивим мир? Где грань космических секретов? Об этом корреспондент «РГ» беседует с генеральным директором ГКНПЦ им. Хруничева Владимиром Нестеровым.

В сухом остатке

Российская газета: Владимир Евгеньевич, когда семь лет назад прошел первый запуск «Протона-М», практически все сошлись во мнении: эта ракета вне конкуренции, демонстрирует высочайший уровень российских космических технологий. Сегодня можно это повторить?

Владимир Нестеров: С точки зрения надежности, если посмотреть по количеству запусков «Протонов» и если отбросить первую часть этих пусков, где мы занимались летными испытаниями и приводили новую ракету-носитель «в чувство», то, действительно, он стал одним из лидеров. В свое время я курировал космические ракетные комплексы и космодромы. Поэтому знаю достаточно хорошо всю нашу номенклатуру ракет-носителей и могу говорить достаточно объективно. Довольно удачные схемно-технические решения, заложенные нашими предшественниками в конструкцию «Протона», развиты и доработаны. И что очень важно: значительно улучшены эксплуатационные характеристики, повышена экологическая безопасность носителя.

РГ: Но ведь ракета продолжает летать на ядовитом гептиле, о котором так много говорят. Дескать, он сильно заражает территорию, на которую падают отработанные ступени?

Нестеров: Такая ситуация в большей степени характерна для предыдущей модификации «Протона» — «Протона-К». За счет более совершенной системы управления значительно уменьшены размеры районов падения отделяющихся частей ракеты. А гибкое управление траекторией полета позволило практически полностью вырабатывать токсичные компоненты топлива на активном участке.

Те незначительные количества гептила, остающиеся в баках в момент разделения ступеней, сбрасываются в разряженную атмосферу на высотах 60-70 километров, где разлагаются жестким ультрафиолетовым излучением Солнца.

Сейчас для «Протона-М» речь идет не о тоннах токсичных компонентов топлива, попадающих на землю, а о десятках килограммов. Вторая же ступень попадает в районы падения практически полностью сухой.

РГ: А как же алтайские проблемы с загрязнением от падающих частей ракет?

Нестеров: Далеко не всегда подобные инциденты связаны с пусками «Протона». Поэтому мы каждый раз проводим детальное расследование подобных сообщений. К примеру, в тот день, когда был найден последний осколок, о котором много писалось в прессе, у нас пуска не было.

РГ: При всей надежности ракет без аварий все-таки не обходится?

Нестеров: Приведу статистику. Всего, начиная с 1965 года, «Протон» стартовал 334 раза. Из них 40 неудачных пусков. Так вот из всех аварий на саму ракету приходится 24, а 16 аварий — по причине разгонных блоков. Из этих 16 — 2 приходятся на наш разгонный блок «Бриз-М», остальные — на разгонный блок «ДМ», которые изготавливает не наше предприятие.

На чем доберемся

до Марса

РГ: Владимир Евгеньевич, а где та ракета, которой мы удивим мир?

Нестеров: Наша страна умеет делать очень хорошие ракеты. Наверное, здесь мы пока опережаем всех. Но первичной остается задача: что на этой ракете нужно сделать? Для чего она предназначена? Полететь на Луну, Марс? Обследовать планеты Солнечной системы, выйти за ее пределы? А наработки есть.

РГ: Что за наработки?

Нестеров: Нами рассмотрено целое семейство ракет-носителей тяжелого и сверхтяжелого классов, способных решить такого рода уникальные задачи. В том числе и с использованием богатого опыта, полученного при создании сверхтяжелого носителя «Энергия».

РГ: По мнению академика Чертока, если, допустим, говорить о полетах на Луну, то лучше доработать «Энергию», способную выводить 100 тонн, чем начинать с нуля.

Нестеров: Мне по жизни повезло: с 1978 года я занимался программой «Энергия» с самого начала до запусков. Находился, что называется, не на краю круга, а почти в серединке, где принимались наиболее ответственные решения. Поэтому убежден: у «Энергии» можно сегодня взять определенные конструктивные решения, идеологию. Но все-таки прошло 20 лет.

РГ: Появилась информация о том, что будет разрабатываться серия различных модификаций новой сверхтяжелой ракеты от 45 до 175 тонн.

Нестеров: Получим задание — сделаем.

РГ: А на каком топливе будут летать сверхтяжелые ракеты? Правда ли, что рассматривается даже метан?

Нестеров: Выбор компонентов топлива — самостоятельная и очень серьезная задача. Вероятнее всего эти машины будут летать на кислороде — керосине и кислороде-водороде, в зависимости от того, какой вариант будет принят. Метан не отвергается как один из компонентов. Но чтобы начать летать на нем, нужно иметь развитую метановую инфраструктуру. А это большие деньги.

РГ: Многие специалисты связывают будущее российского космоса с ракетой «Ангара», которая будет стартовать с единственного пока российского космодрома Плесецк. Она обеспечит гарантированный и независимый от любых политических и экономических условий доступ на любые орбиты?

Нестеров: И это чрезвычайно важно. Но в чем еще колоссальное преимущество «Ангары»? Создается универсальный космический ракетный комплекс. Прежде всего он позволит выводить на орбиту три класса ракет — легкие, с полезной нагрузкой на низкие орбиты до 3,5 тонны, среднего класса до 14,6 тонны и тяжелого класса до 24,5 тонны. При этом ракеты-носители среднего и тяжелого класса способны доставлять космические аппараты и на геостационарную орбиту.

Здесь применено уникальное инженерное решение: носитель можно будет собирать из одинаковых модулей. Их максимальное количество — пять у тяжелой ракеты, три — у средней, один — у легкой. Причем они будут запускать с одного старта, а не так, как сейчас на Байконуре, где под каждый тип носителя свой старт. То есть за минимальные деньги, одним стартовым комплексом, будут решаться задачи целого космодрома.

РГ: Когда реально может состояться первый старт «Ангары»?

Нестеров: Мы должны обеспечить начало летных испытаний в 2010 году. В начале 2011 года по планам должна быть запущена «Ангара» легкая, а в конце того же года — ракета-носитель тяжелого класса «Ангара-5».

РГ: С чем будет конкурировать «Ангара»? Я так понимаю, что она заменит целый ряд наших легких ракет, да, наверное, и западных.

Нестеров: Ну, у Европы легких ракет пока нет. Они сейчас делают «Вегу», которая призвана обеспечить с космодрома Куру запуски всех легких космических аппаратов. Но работы по ней еще ведутся. Сроки называются различные. Что касается американцев, то там по государственному заказу легкая машина не делается. Там она создается на коммерческой основе. Однако опять же, когда полетит — история покажет. Поэтому в основном, конечно, надо сейчас говорить о конкуренции в тяжелом классе. Здесь достойный конкурент — европейская ракета «Ариан-5».

Нестеров: Да, в феврале прошлого года был подписан указ президента о присоединении к нашему предприятию четырех филиалов — Омского ПО «Полет», Воронежского механического завода, Конструкторского бюро химического машиностроения и Московского предприятия по комплектованию оборудованием «Длина». В таком составе мы собственными силами обеспечим выполнение более 65 процентов работ по обеспечению запуска ракеты-носителя «Протон-М» с разгонным блоком «Бриз-М». А не как раньше — 35. Важно, что мы взяли под свой контроль производство наиболее важных и ответственных компонентов ракет-носителей, а именно — двигательных установок.

РГ: Все в одних руках?

Нестеров: Именно. Единая система качества. Единая система производства. И это позволит в ближайшие годы, во всяком случае, как я очень рассчитываю, серьезно поднять как вопросы надежности, так и сбалансировать цены.

РГ: Каким вы видите ракетно-космический парк России через 10 лет?

Нестеров: Это должны быть максимально унифицированные ракеты-носители с минимальной стоимостью и максимально надежные.

О секретах

РГ: А международными проектами вы занимаетесь активно?

Нестеров: Более чем. Сейчас, например, вместе с Южной Кореей реализуем совместный проект создания ракеты-носителя легкого класса. На самых ранних этапах предконтрактной работы мы выставили жесткие условия, которые сейчас не менее жестко выполняются: об отсутствии какой бы то ни было передачи технологий, нашего ноу-хау. Речь идет только о поставке российской части ракеты-носителя без передачи чертежей, другой документации, оказании помощи в адаптации ракеты-носителя к стартовому комплексу и проведении соответствующих испытаний, включая первые пуски.

Кстати, наши американские партнеры, пользующиеся услугами «Протона» для выведения своих космических аппаратов, ведут себя абсолютно так же: до нас доводится лишь необходимый минимум информации, необходимой для сопряжения космического аппарата с ракетой-носителем.

РГ: Помню, когда космическая отрасль практически не финансировалась, с самых высоких трибун звучало, что Россия превращается в космического извозчика для других стран. Сейчас положение резко изменилось. Однако разговоры насчет «космического извоза» зазвучали вновь. Почему?

Нестеров: Что значит «космический извозчик»? У нас весь космический комплекс делится на две части. Это космические аппараты и средства ведения. И ракеты-носители мы делаем конкурентоспособные. Так почему бы нашей стране тем, что мы делаем лучше всех, не приносить большие финансовые доходы? Россия имеет возможность в высокотехнологичной области занимать лидирующие позиции. Это то, чем надо гордиться.

РГ: Какие проблемы, по вашему мнению, сегодня наиболее острые?

Нестеров: Они стоят и перед отраслью в целом, и перед нашим космическим центром. Это проблема производственно-технологической базы и проблема обеспечения инженерно-техническими и рабочими кадрами.

Сегодня в цехах предприятий отрасли зачастую работают станки, возраст которых превышает 20-25 лет, а иногда и больше. Усилий самих предприятий, за счет реализации коммерческих и инвестиционных проектов, тут явно недостаточно. Совершенно однозначно: нужна помощь государства. Особенно это важно применительно к вновь разрабатываемым средствам выведения. А техническое перевооружение, наличие высокопроизводительных станков с программным управлением, многопрофильных обрабатывающих центров позволит резко снизить и дефицит кадров.

РГ: Мне как-то рассказывали, что на одной из космических фирм за рабочим-уникумом, который уже в возрасте, а замены ему нет, даже посылают по утрам машину.

Нестеров: Не исключено. В Центре Хруничева средний возраст — 47 лет. У нас есть новые участки, где задействованы станки последнего поколения, суперпроизводительные. Так вот там работают в основном молодые ребята. Им интересно.

Подробнее: Российская газета