Когда известный драматург, киносценарист и режиссер Дэвид Мамет пишет сценарии для других режиссеров, можно ожидать более-менее искрометный, но в целом не выходящий за рамки привычного материал. За исключением, конечно, экранизаций его оригинальных пьес другими постановщиками.

Другое дело, когда Мамет «резвится» в обеих ипостасях – сценариста и режиссера, то есть выступает как полноправный автор. Тут уж надо быть готовым к чему-то специфическому. Не могу сказать, что Мамет – выдающийся режиссер со своими особым почерком, как, скажем, Квентин Тарантино. Но фильмы Мамета-автора безусловно стоят особняком.

Если кино Тарантино движимо визуальными новациями и монтажными экспериментами со временем и кинематографическим пространством, то кинематограф Мамета основан на тексте. Слова у него движут изображение, а не наоборот. Мамет такой мастер слова, в том числе и обильно ненормативного, что с первых кадров его нового фильма «Красный пояс» (Redbelt) ты воспринимаешь происходящее не столько глазами, сколько слухом. И прислушаться совсем не мешает. Поскольку картина хоть и маскируется под популярный в Америке жанр спортивного фильма, она таковым не является.

«Красный пояс» представляет из себя философский экзерсис на темы морали и нравственности, прячущийся под кимоно борца джиу-джитсу. Этот японский спорт, как и другие восточные единоборства, предполагает не только физическую силу, но и требует от спортсмена, человека высокой морали, совершенства и стоицизма.

Всеми этими качествами обладает главный герой картины Майк Терри (Чиветел Эджефор). По ходу фильма мы узнаем, скорее догадываемся по отдельным репликам и действиям Майка, что этот тренер по джиу-джитсу в прошлом был в спецназе. Какие-то неназванные события его жизни заставили Майка отказаться от состязаний, но по нескольким невольным дракам можно понять, что это настоящий чемпион.

Однако нам не рассказывают историю этакого Рокки Бальбоа, который из гадкого утенка благодаря американской настырности становится чемпионом мира по боксу вопреки всему. Мамет все время как бы играет с нами, придумав намеренно не очень внятную историю финансового обмана со стороны нечистых на руку спортивных промоутеров и кинопродюсеров (sic!), использующих материальных затруднения героя, чтобы заставить Майка вернуться на ринг.

Да, мир Майка населен как бы реальными людьми из мира силового спорта, суровыми полицейскими и неприятными криминалами. Но на протяжении просмотра меня не оставляло впечатление, что я смотрю японский самурайский фильм – с его одиночеством благородного самурая, с его кодом чести, избегающего применять насилие до последней черты. Не чужда картина Мамета и влияния классического фильма француза Жана-Пьера Мельвиля «Самурай» (1967) с Аленом Делоном в главной роли.

Сравнение с Делоном, увы, будет не в пользу Эджефора. Этот британский актер не очень умеет играть молчание, которое так выразительно использовал молодой Делон. Эджефора все время тянет на экспрессию, которая иногда остается на уровне выпученных глаз и надутых вен на лбу. Хотя в целом актер симпатичен нам. И в финальном поединке, который Мамет не случайно вынес «за скобки» (а точнее за пределы ринга), мы, естественно, болеем за него.

Мамет сам – обладатель фиолетового пояса в джиу-джитсу. Это, насколько я понимаю, рангом ниже красного. Тем не менее знание режиссером спорта помогает придать фильму необходимую аутентичность. При этом Мамет избегает голливудской хореографии в боевых сценах, приближая свою камеру (оператор – лауреат «Оскара» Роберт Элсуит) к участникам схватки настолько, что зритель почти физически ощущает пот и кровь. Фильм намеренно лишен голливудского глянца. Мамет всячески избегает визуального символизма, очень редко позволяя себе выстраивать выигрышную композицию кадра.

Сделав жену героя бразильянкой, снабдив фильм бразильской и другой экзотической музыкой (композитор Стивен Эделман), Мамет как бы подчеркивает, что его художественный мир не вполне «отсюда». Часть диалога на португальском языке и эти сцены вообще не снабжены субтитрами. Этим как бы проводится типичная для автора мысль о том, что язык – в частности, язык самого Мамета – может завораживать подобно музыке.

Сергей Рахлин

Лос-Анджелес

05.04.2008

voanews.com