В начале нового года принято не только с оптимизмом смотреть в будущее, но и оглядываться назад и делать выводы о том, каким был год уходящий: в масштабах отдельно взятой страны, города или, например, по сферам деятельности. Вот и мы попытаемся подвести некоторые итоги 2003 года — в достаточно специфической криминальной сфере, в масштабах одного Санкт-Петербурга.

Хотя, это, наверное, слишком громко сказано — подвести итоги. В этой области работают целые НИИ МВД, сотни милицейских и не только аналитиков отслеживают тенденции, строят прогнозы на будущее. Понятно, что всерьёз конкурировать с ними никто не собирается. Опять же, информации в открытой прессе по этим вопросам, прямо скажем, маловато.

Попытаемся посмотреть на всё происходящее с точки зрения обычного обывателя — того, что ежедневно ездит в общественном транспорте, короткими перебежками продвигается по тёмным дворам и подворотням, которого, случается, грабят в подъездах, лифтах и, что уж там, прямо на улицах средь бела дня.

Сразу выяснится, что убийств на бытовой почве, например, в Петербурге совершается несравнимо больше, чем заказных убийств. Это когда «после совместного распития спиртных напитков», руками и ногами, ножом, топором, сковородой, бутылкой, ножницами и прочими подвернувшимися под руку предметами. А количество и качество исполнения «заказных» преступлений обывателя, на самом деле, интересовать будет мало. Не в пример меньше безопасности ребенка, отправленного утром в школу, возможности спокойно пройти по улице или проехать в общественном транспорте, не лишившись при этом кошелька или здоровья.

Есть данные о том, что одним из самых массовых видов преступлений в Санкт-Петербурге в минувшем году были не заказные убийства и не налёты на банки, а квартирные (и не только) кражи, а также уличные грабежи и разбои. Спасибо большой соседней стране и нашему странному законодательству: дешёвых пружинных и прочих складных ножей в Петербург завезено столько, что хватит для вооружения — причем, до зубов — всего взрослого и несовершеннолетнего населения, включая грудных младенцев.

Жертвами же разбоев и грабежей, как правило, становились в минувшем году люди или молодые, или пожилые. Что касается пенсионеров, тут всё понятно: злоумышленников они привлекают как достаточно лёгкий объект для нападения. Грабят стариков в основном в дни выдачи пенсий. Сколько пожилых людей в такие дни попадает в больницы с черепно-мозговыми травмами, лишившись своей небольшой пенсии, известно только Господу и милицейской статистике. Но — много… Потому как методика добычи пенсионных денег городской шпаной — зачастую, как принято выражаться, «страдающей наркозависимостью» — отработана до автоматизма: пенсионера «провожают» от отделения банка или почты до безлюдного места или подъезда, заходят за ним следом, далее — удар по голове, отъём денежных средств, уход с места нападения…

С молодыми — сложнее. Кто-то из них может попытаться и сопротивляться. Тем не менее, констатируем факт: в последние год-два город захлестнула (не побоюсь этого слова хотя бы потому, что этот вопрос поднимался на заседании коллегии горпрокуратуры) волна нападений на владельцев сотовых телефонов — чаще всего, молодых людей. Вырвали из рук на улице, отобрали во дворе, отняли под угрозой ножа в подъезде…

Сообщать в прессе об этом виде преступлений как-то не принято. Банально, не интересно. Уж больно их много, этих нападений. Мобильные телефоны меняют своих владельцев незаконным путем, зачастую с применением силы, практически каждый день. Стоит попытаться разобраться — почему?

В качестве аксиомы предлагаю утверждение, что если бы этот вид преступлений не был «рентабелен», риск был бы несопоставим с выгодой, а возможность реализовать похищенный телефон не была бы легкой до изумления, вряд ли нашлось бы столько желающих «делать деньги» таким способом. В криминале ведь всё, как в бизнесе: невыгодно в Петербурге угонять овец — вот их практически никто и не угоняет. Выгодно угонять целые отары в Калмыкии — угоняют. Так что если бы отбирать телефоны было невыгодно — их бы и не отбирали, придумали бы что-нибудь другое.

Превратившись в массовый товар, мобильный телефон не утратил для незаконопослушных граждан некоторой ценности: стоит он вполне прилично, иной раз намного больше, чем можно добыть из кошелька потенциальной жертвы. К тому же широко рекламируемая манера ношения «трубок» на виду, скажем так, провоцирует злоумышленников… Однако, для того чтобы некая вещь стала объектом действительно массовых криминальных проявлений, одной ценности мало. Надо еще иметь возможность ее реализовать. Причем, быстро и без особых проблем…

Наверное, все видели объявления в бесплатных газетах — «куплю найденный телефон». Или наблюдали дюжих дядек у станций метро, с бейджиками на груди: «золото, серебро, телефоны». Так вот, это оно самое и есть. Канал реализации. Куда потом, от скупщика, попадает этот «найденный телефон», можно только гадать. Но позволим себе предположить, что если на данной «теме» кормится не одна сотня людей в городе, то существуют и подпольные конторы, где «найденные трубки» берут уже оптом — или для последующей перепродажи, или для того, чтобы разобрать на запчасти, которые потом будут использованы для ремонта вполне легальных телефонов.

А можно предположить, что похищенные в Питере «трубки» отправляются в какой-нибудь другой регион страны, где их спокойно реализуют. И где граждане их возьмут, не глядя на происхождение, — лишь бы дешевле…

И еще одно немаловажное условие для успешного существования «бизнеса» — прикрытие. Переловить всех уличных грабителей в короткие сроки вряд ли возможно. Ибо имя им — легион. Со скупщиками, смею утверждать, при желании это проделать проще. Скупку краденого в реестр законных видов деятельности у нас еще пока никто не занёс. И если скупщики всё еще «работают», к тому же практически открыто, — значит, «это кому-нибудь нужно». Например, потому, что если переловить этих — им на смену придут другие. И поди тут разбери, где заканчивается криминал, а начинается бизнес…

Опять же, Её величество Оперативная работа… Похищенную во время налета на магазин сотовой связи партию «трубок» куда понесут? Правильно, знакомому скупщику. Тому, который без лишних вопросов из месяца в месяц брал «найденные» телефоны по одному. Вот тут-то… Особенно, если злодей, совершивший налёт, обидел не тех, кого нужно, или во время нападения «наследил» — ранил кого или убил. Вот тогда…

Но только где та грань, за которой Оперативная работа превращается в коррупцию, а на вещи начинают смотреть всё свободнее и свободнее, закрывая глаза на всё более тяжёлые преступления, — определить очень сложно. Практически невозможно.

Таким образом, в ближайшее время кардинального решения проблемы уличной преступности вряд ли следует ожидать. Как и уменьшения количества «телефонных» краж, грабежей и разбоев. Система-то уже налажена…

Андрей Смирнов. Санкт-Петербург

Росбалт