Вот уже сорок c лишним дней, как с нами нет Валентины Михайловны Леонтьевой. Наше детство неразрывно связано с ней. Для нас она была тетя Валя. Даже мама Валя — мама всех детей нашей большой страны. А мы все — немного ее дети. Наверное, почти в каждого она сумела заронить что-то хорошее. Доброту, внимание к близким, умение сострадать. Давайте ее просто вспомним — вместе с теми, кто жил и работал рядом с нею.

Наталья Голубенцева, актриса, озвучивающая роль Степашки в программе “Спокойной ночи, малыши!”:

    — Высокая, статная, красивая. Это человек, мимо которого нельзя было пройти просто так, не заметить. Но в общении Валентина Михайловна была очень проста. Она пользовалась любовью всей страны и прекрасно это знала. Но каждый раз она спрашивала какого-нибудь мальчика или девочку, которые выходили к ней на сцену во время концерта: скажи, ты меня любишь? И глаза ее светились счастьем, когда она слышала в ответ: да, я люблю вас, тетя Валя. Нашу передачу “Спокойной ночи, малыши!” она считала одной из главных в своей жизни, наших героев она обожала. Гриша Колчинский, первый исполнитель Фили, шутил, что когда-нибудь он напишет книгу “20 лет под юбкой у тети Вали”. У нас была подстольная жизнь. Когда нам надо было вступить в роль или закончить предложение, мы стучали ей ногой по ноге. Помощник нам показывал знак рукой, что пора закругляться. Тетя Валя его не видела, потому что в это время смотрела в камеру, и как только мы получали этот знак, крутили рукой по ее коленке, чтобы сообщить эту информацию.

Игорь Кириллов, диктор Центрального телевидения:

    — Валентина Михайловна выделялась среди нас тем, что всегда была на экране и в жизни самой собой. Валя и с детьми, и со взрослыми в любой передаче, в репортаже была всегда такой, какая она есть в жизни. Она всегда была полна удивительного солнечного энтузиазма, оптимистического настроения. И все, что она делала, шло от всего сердца, от всей души. И в жизни Валентина Михайловна всегда была открыта, откровенна и говорила то, что думала. Никаких задних мыслей, вторых планов у нее никогда не было, поэтому с ней было очень легко и просто общаться.

Виктор Балашов, диктор Центрального телевидения:

    — Мы были знакомы 55 лет. Когда мы познакомились, она была такой молоденькой, обаятельной, хотя красивой ее не назовешь. Валя была личностью на экране, все в ней было гармонично: и культура слова, и культура поведения на экране, взгляд, одежда, улыбка, глаза, голос, дикция. Когда-то Валя пыталась стать актрисой, но вот выскочила на телевизионную дорогу и постепенно стала яркой звездой.

    Я прекрасно знал ее мужа, Юру Виноградова, ее сына Митю. Если быть откровенным, то, конечно, семейная жизнь у нее не сложилась. Были у Вали моменты, когда ей хотелось, как женщине, выговориться, и я старался как-то успокоить ее. Говорил, что все проходит, Валенька, и это пройдет. И она соглашалась со мной.

    Юра Виноградов работал в Министерстве иностранных дел переводчиком. Валя уезжала с ним в Америку, но оттуда писала письма и в Министерство иностранных дел, и в Комитет по радио и телевидению с просьбой, чтобы ее вернули из США, потому что ей очень хотелось работать на ТВ в Москве.

    Когда она приехала из Штатов, она была счастлива, что наконец вернулась из Америки, и говорила мне: “Ну не люблю я эту Америку, не хочу я там больше жить, здесь мое место”. Может быть, это послужило толчком к тому, что они с мужем разошлись. Она осталась с Митей. Митя — верзила ростом 2 метра, широк в плечах, симпатичный парень, скромный. Но он был психически больной человек. Наверное, таким и остался. Валя родила Митю поздно, ей было тогда 40 лет. Роды были сложными. Может, это и сказалось на здоровье Мити.

    За ней многие мужчины ухаживали. Она чуть не вышла замуж за Булата Окуджаву, который был влюблен в нее. Я помню, как он приходил в “Останкино” за ней. Правда, тогда на это не обращали внимания. Ну, пришел Окуджава, ну и что?

    В последние десять лет она как-то потухала, сдавала месяц от месяца. И все это происходило на моих глазах. То она ногу оперировала, лежала в больнице, то с сыном у нее было очень плохо. Митька колошматил ее как только мог, деньги отбирал. И она мне все это говорила, не скрывала: “Работы нет, а я без нее жить не могу. Я осталась голой”. Хотя в советское время она жила лучше всех нас.

Светлана Жильцова, диктор Центрального телевидения:

    — На студию я пришла совсем молодой. Мне было около 20, а Валентине Михайловне было года 34. Но она уже была звезда. Тогда еще бешеной акселерации не было, но она была очень высокой — 1,72 м — и очень этим гордилась. А туфли носила на самом высоком каблуке. Всегда была стройная, хорошо одетая, несмотря на то что тогда это было очень сложно. Но каким-то образом ей это удавалось. Всегда эффектная, нарядная и, конечно же, потрясающая ведущая. Когда я пришла, то смотрела на нее, открыв рот. Потом, даже понимая, что этого делать нельзя, я часто подражала ей. Мне безумно нравилось, как она доверительно говорит, какое у нее прекрасное чувство юмора.

Людмила Леонтьева (старшая сестра):

    — Сколько грязи на Валю вылилось с газетных страниц, и не только после того, как она переехала к нам в Ульяновскую область, — не передать! Писали: “Валентину Леонтьеву зверски избил сын”. Мы возмутились, хотели даже сначала на автора в суд подать, но потом решили не связываться. На самом деле Валя упала сама у себя дома, никто ее не избивал. Сломала ногу, ударилась об угол, рассекла голову, получила сильнейшее сотрясение мозга. Пять суток была в коме. После этого мы с дочерью Галиной и забрали ее к себе.

    Всех интересовал конфликт Вали с Митей. Но не было там такого уж конфликта. Да, была обида на мать за то, что не уделяла ему достаточно внимания. Он даже на время от фамилии отказался. Но в последнее время звонил ей стабильно раз в месяц. Почему на похороны не приехал? Давайте не будем это обсуждать. Он бизнесом занимается, правда, не знаю каким. Ему некогда…

Кира Прошутинская, автор и редактор программы “От всей души”:

    — Мы с ней в основном общались в командировках. Мы жили всегда вместе в одной гостинице. У Валентины Михайловны всегда был большой люксовый номер, и практически никогда она там не бывала одна. Мы к ней туда приходили завтракать по утрам. Она накрывала стол, была замечательной хозяйкой. Домработниц в Москве у нее не было, она все делала сама. Сколько бы раз я ни приходила в ее московскую квартиру, всегда заставала ее за бесконечной готовкой, потому что надо было кормить Митю.

    Митя всегда был трудным ребенком, и, сколько я себя помню, она все время ощущала комплекс вины перед сыном. А ведь она была одной из лучших матерей, которых я видела.

    И у нее самой была замечательная мама Екатерина Михайловна, Валентина Михайловна за глаза всегда ее называла мамочкой. Я помню, прихожу к ним домой, Валентина Михайловна полусидит-полулежит, а мать со сдвинутыми на нос очками проверяет у дочки фамилии. Ведь у Валентины Михайловны была феноменальная память: никаких подсказок, никаких папок в руках, все оставалось за кадром. Она все знала наизусть и прекрасно помнила эти фамилии.

    Телевидение для нее действительно было личная жизнь, какой-то секс, сублимация. Счастье такое, которое она больше нигде не испытывала. Она выходила в эфир и становилась абсолютно счастливым человеком. Она из тех немногих людей, которые и в жизни, и на экране представляют собой примерно одно и то же. Я часто общалась с нашими ведущими, видя их до этого на экране, и больше не хочу их знать в жизни. А Валентина Михайловна была какая-то человеческая. У меня тоже был муж-дипломат, я тоже уезжала за границу и очень хотела, чтобы со мной поехал мой сын Андрюша. А у него была астма, и мидовская поликлиника его не пропускала. Валентина Михайловна узнала об этом и говорит: “Давай я попробую, может, помогу”. Она сделала так, чтобы вырвали эту страшную страницу из истории болезни, пошли на такое преступление ради нее, и мой Андрюша поехал с нами. Это было счастье. И этого добра я тоже не могу никогда забыть.

    Когда Валентине Михайловне исполнилось 80, то более грустного, тяжелого момента в моей жизни, пожалуй, я и не припомню. Она была одна, и у нее был один-единственный подарок — картина с фруктами от Зураба Церетели. Я позвонила ей, поздравила. Митя, ее сын, никогда не разрешал, чтобы кто-то приходил в дом. И тут я ей звоню и говорю: “Валентина Михайловна, я вас поздравляю”. А она: “Приезжай”. Я спрашиваю: “А Митя дома?” “Дома, — отвечает она, — но мне все равно”. Я приехала, сидит консьержка и говорит: “Передайте, пожалуйста, у нее столько правительственных телеграмм, а она не открывает дверь”. Я вхожу, она меня встречает такая маленькая, с горбиком. Почти с меня ростом, хотя всегда была гораздо выше. С немытыми волосами. Всегда они у нее были серебряными, а тут какие-то желтые, неуложенные. Вхожу за дверь: жуткая квартира, на петлях висят двери, пол весь черный. Кран течет… Я стала убираться. Открыла холодильник, а там курица, кусок торта и выжатый пакет сливок. Вот такое у нас с ней было 80-летие.

    Знаете, давайте только закончим не на этом. Вспоминая Валентину Михайловну, хочется говорить о любви. Она все время была в состоянии влюбленности. Если мы с ней разговаривали не о работе, то именно о любви. Все время в нее кто-нибудь влюблялся. Однажды поехали мы куда-то на пароходике по речке с местной администрацией, с врачами шахтерскими из Донецка. И вот она стоит на палубе с сигаретой, ноги длинные, смотрит вдаль, а рядом стоит красивый мужик со своей женой и просто обалдевает от нее.

    Он потерял голову, вдруг сиганул в речку, пузом плюхнулся в воду, матом заорал “…твою мать”. Смотрит на нее оттуда, а она хохочет с этой сигаретой и глядит на него так соблазнительно. А он орет: “Я ничего не понимаю! По-моему, я влюбился!!!”

    Для нас она была мама Валя. Но у мам бывают разные судьбы. Одних любят до глубокой старости, холят и лелеют, ухаживают. А других забывают, отдают в дома престарелых.

    Она могла бы стать бабушкой всей страны. Но не стала. Потому что мы оказались детьми неблагодарными. Простите нас, Валентина Михайловна.

    Александр МЕЛЬМАН, Ярослав ЩЕДРОВ.

Московский Комсомолец

от 02.07.2007

Александр МЕЛЬМАН

Московский Комсомолец