Привычка побеждать Всегда, когда человек уходит из жизни по доброй воле, мучительно хочется разобраться в произошедшем – не только близким, для которых трагедия становится еще и угрозой осознания собственной вины, но и всем, кого это коснулось, хотя бы косвенно. В случае с Хемом, писателем, ставшим культовой фигурой для нескольких поколений, более того, апостолом определенной жизненной философии, это особенно актуально.

2 июля 1961 года погиб Эрнест Хемингуэй. Попытка самоубийства была не первой: в апреле он уже взвел курок, и подоспевшие жена и врач спасли его просто чудом. Отправили в больницу и пытались лечить, вроде бы даже и успешно. Лечить было от чего: не говоря о пристрастии к спиртному, не говоря о бесчисленных сотрясениях мозга, которые начали сказываться все оптом, в последнее время у Хемингуэя начало отчетливо прослеживаться некоторое психическое неблагополучие – он был заторможен, вел невнятные речи о преследовании со стороны ФБР, о мнимом разорении, которое его до дрожи пугало, в общем, явно проявлял неадекватность как восприятия, так и поведения. После лечения заторможенность не исчезла, но писатель подуспокоился, и жене казалось, что накануне своего последнего дня Эрнест был вроде бы во вполне мирном настроении. Однако утром, пока Мэри еще спала, он прошел в комнату, где хранились оружие и боеприпасы, взял со стойки свое любимое ружье и, зарядив оба ствола, нажал курок. Записки в доме найдено не было.

   Всегда, когда человек уходит из жизни по доброй воле, мучительно хочется разобраться в произошедшем – не только близким, для которых трагедия становится еще и угрозой осознания собственной вины, но и всем, кого это коснулось, хотя бы косвенно. В случае с Хемом, писателем, ставшим культовой фигурой для нескольких поколений, более того, апостолом определенной жизненной философии, это особенно актуально.

   Так что написал бы он в записке, если бы пожелал ее оставить? Что не может больше писать? Это было правдой, невыносимой для человека, твердо знавшего, что он в первую очередь писатель. Что его страшит раннее старение, которое, вероятнее всего, явилось следствием слишком бурно прожитой жизни – он жил на износ, не щадя себя и не думая о расплате? Что азарт, без которого он не мыслил себя – будь то война, бой быков, охота или любовь, – становится ему не по силам, а без азарта – что ж это за жизнь? Что мысль о зависимости, даже от столь преданной женщины, какой была Мэри, тяготит нестерпимо и превращает его, победителя жизни, в аутсайдера? Все это весьма вероятно. Как не исключено и то, что Хемингуэя просто-напросто одолело душевное расстройство, по всей вероятности, наследственное: ведь в его семье самоубийство было чуть ли не роком – с собой покончили не только его отец, но и брат, и сестра.

   Однако если допустить, что последний выстрел старого охотника был сделан хотя бы в относительно ясном уме, приходится признать, что его подвела привычка побеждать – привычка коварная и ждущая только момента, неизбежного в любой жизни, чтобы нанести удар из-за угла – ведь всегда оставаться победителем, увы, невозможно, а умение проигрывать – это искусство, которому поздно начинать учиться на седьмом десятке, надобно – смолоду.

Ведущая рубрики «От и до. Люди во времени»

Влада ЛЯЛИНСКАЯ

«Русская Германия»

N- 26/2007 02.07 — 08.07