НАЗАД, ЗА РОДИНУ!

Новогоднее обращение к советскому народу

Наконец-то!

Все вздохнули с облегчением.

Пройдя путь эволюционного развития по спирали вниз, мы вернулись туда, откуда вышли.

Правда, уже без денег, без лучших мозгов и мускулов.

Как проигравший в казино возвращается домой.

Мы вернулись, мама!

Домой! Домой!

Ну, слава богу, дети! С Новым счастьем!

Я и так никогда не терял оптимизма, а последние события меня просто окрылили.

Я же говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными.

И жизнь опять повернулась в сторону произведений.

А они мне кричали:

— Все, у вас кризис, вы в метро три года не были! О чем вы писать теперь будете? Все теперь об этом. Теперь вообще права человека, теперь свобода личности выше государств. А вы зажрались, три года в метро не были.

Критика сверкала: вечно пьяный, жрущий, толстомордый, все время с бокалом.

А я всегда с бокалом, потому что понимал — ненадолго.

Все по словам. А я по лицам. Я слов не знаю, я лица понимаю.

Подошел ко мне авторемонтник и говорит:

— Я вам радиатор заменил.

А я на лицо его глянул.

— Нет, — говорю, — не заменил.

— То есть, — говорит, — запаял.

— Нет, — говорю, — не запаял.

— Сейчас посмотрю. — И пошел смотреть.

Когда все стали кричать «свобода!» и я вместе со всеми, пошел смотреть по лицам.

Нормально всё.

Наши люди.

Они на свободу не потянут.

Они нарушать любят.

Ты ему запрети, чтоб он нарушал.

Это он понимает.

— Это кто сделал?

— Где?

— Вот.

— Что сделал?

— Что сделал, я вижу. А кто это сделал?

— А что, здесь запрещено?

— Запрещено.

— Не я.

Наша свобода — это то, что мы делаем, когда никто не видит.

Стены лифтов, туалеты вокзалов, капоты чужих машин.

Это и есть наша свобода. Нам руки впереди мешают.

Руки сзади — другое дело.

И команды не впереди, а сзади. То есть не зовут, а посылают.

Это совсем другое дело.

Можно глаза закрыть и подчиниться: «Левое плечо вперед! Марш! Стоп! Отдыхать! Подъем! Становись!..»

Так что народ сейчас правильно требует порядка.

Это у нас в крови — обязательность, пунктуальность и эта… честность, порядочность и чистота.

Мы жили среди порядка все 70 лет и не можем отвыкнуть.

В общем, наша свобода — бардак.

Наша мечта — порядок в бардаке.

Разница небольшая, но некоторые ее чувствуют.

Они нам и сообщают: вот сейчас демократия, а вот сейчас диктатура. То, что при демократии печатается, при диктатуре говорится.

При диктатуре все боятся вопроса, при демократии — ответа.

При диктатуре больше балета и анекдотов, при демократии — поездок и ограблений.

Крупного животного страха — одинаково.

При диктатуре могут прибить сверху, при демократии — снизу.

При полном порядке — со всех сторон.

Сказать, что милиция при диктатуре защищает, будет некоторым преувеличением.

Она нас охраняет. Особенно в местах заключения.

Это было и есть.

А на улице, в воздушной и водной среде — это дело самих покойников, поэтому количество погибших в войнах у нас равно количеству погибших в мирное время.

В общем, наша свобода хотя и отличается от диктатуры, но не так резко, чтоб в этом мог разобраться необразованный человек, допустим, прокурор или военный.

Многих волнует судьба сатирика, который процветает в оранжерейных условиях диктатуры пролетариата и гибнет в невыносимых условиях расцвета свободы.

Но это все якобы. Просто в тепличных условиях подполья он ярче виден и четче слышен.

И у него самого ясные ориентиры.

Он сидит на цепи и лает на проходящий поезд, то есть предмет, лай, цепь и коэффициент полезного действия ясны каждому.

В условия свободы сатирик без цепи, хотя в ошейнике. Где он в данный момент — неизвестно.

Его лай слышен то в войсках, то под забором самого Кремля, а чаще он сосредоточенно ищет блох с огромной тоской по ужину.

И дурак понимает, что в сидении на цепи больше духовности и проникновения в свой внутренний мир.

Ибо бег за цепь можно проделать только в своем воображении, что всегда интересно читателям.

Конечно, писателю не мешало бы отсидеть в тюрьме для высокого качества литературы, покидающей его организм.

Но, честно говоря, не хочется.

И так идешь на многое: путаница с семьями, свидания с детьми…

Так что тюрьма — это будет чересчур.

Но что сегодня радует — предчувствие нового подполья.

Кончились волнения, беготня, митинги, выборы, дебаты, снова на кухне, снова намеки, снова главное управление культуры и повышенные обязательства. Снова тебе кричат: «Вы своими произведениями унижаете совьетского человьека», а ты кричишь: «А вы своей «Газелью» его просто калечите». Красота!..

Но тот, кто нас снова загоняет в подполье, не подозревает, с какими профессионалами имеет дело. Сказанное оттуда, по всем законам акустики, в десять раз сильнее и громче и, главное, запоминается наизусть.

А вечный лозунг руководства: «Работать завтра лучше, чем сегодня» — в подполье толкуют однозначно: сегодня работать смысла не имеет.

• Михаил ЖВАНЕЦКИЙ

17:19 29.12.03

izvestia.ru