В ГМИИ открылась выставка «Встреча с Модильяни», на которой представлены работы одного из основоположников модернизма Амедео Модильяни, ставшего символом богемного Парижа начала ХХ века.

Этот проект имеет сразу две примечательные особенности. Во-первых, произведения невероятно дорогого и актуального мастера собирались по всему миру – ни одной его картины в России пока не нашлось. Во-вторых, выставка совпала с юбилеем директора Пушкинского музея Ирины Антоновой и стала двойным подарком: директору от коллег и зрителям от директора.

Модильяни постоянно преследовал и до сих пор преследует какой-то необъяснимый рок недопонимания и недооценки. Все, кто с ним сталкивался и соприкасается до сих пор, не могут воздать ему должного сразу. И лишь по прошествии времени вдруг понимают: ба, да это же гений! Так случилось во время его короткой и бурной жизни, когда горячий итальянец приехал в Париж для учебы на скульптора и ударился во все тяжкие – от увлечения абсентом и морфием до страсти к кубизму и примитивизму. И в том, и в другом деле у него были сильные конкуренты. Что касается богемности, в кабаре и публичных домах еще жива была память об Анри Тулуз-Лотреке, великом певце парижского полусвета. В плане живописном его опережали другие более активные и радикальные эмигранты – каталонец Пабло Пикассо и витебский еврей Марк Шагал. Модильяни же со свойственной итальянцам страстью к фактуре и скульптурной форме долгое время пытался повторить путь Сезанна, оставаясь любителем постимпрессионистов.

Лишь после смерти художника возникло понимание того, что он находился в стороне от мейнстрима, от разного рода «измов» и направлений и оценивать его надо по его же законам. Вообще кончина Модильяни, всю жизнь страдавшего от больных легких, оказалась еще одним художественным новаторством ХХ века: смерть стала выступать соавтором произведений, привнося в них горечь и загадку. На следующий день после похорон живописца его беременная жена и модель Жанна Эбюртен выбрасывается из окна. В некрологах журналисты пользуются эффектным сравнением: Амедео Модильяни, как и Амадео Моцарт, ушел в 37 лет, по яркости гения и замыслам они были вполне равными. Художники-собутыльники вдруг внимательно присмотрелись к полотнам, нашли их шикарными и прокляли дилеров, державших гения в страшной нищете.

Подробнее: газета «Новые Известия«