«Февраль стране добавил проседь»

Памяти не нужно громких слов. 10 февраля в Самарской области прошел очередной День памяти по трагически погибшим 57 сотрудникам милиции. Журналист Людмила Бородина подготовила серию очерков о тех днях.

Значит, не судьба

… «Я встала в тот день часа на два раньше обычного — накануне наконец выбила машину, чтоб съездить в Сызрань. Из-за той машины, можно сказать, почти ультиматум в ГУВД выдвигала — не раз поездка срывалась. «В нагрузку» дали телеоператора милицейской телепрограммы Александра Люлякина, который и вел машину, поскольку водитель заболел. Только выехали из города — поземка. Саша забеспокоился : «Давай вернемся. Я ведь не профессиональный водитель». Меня охватило отчаяние — поедем тихохонько, уговаривала, ну очень надо, да и вам есть что поснимать в Сызрани. Все обошлось. В Сызрани мы поработали просто на двести процентов, обратно в Самару тронулись в начале шестого. Именно в эти минуты, как сегодня известно, в одном из кабинетов УВД начинало тлеть.

За Тольятти не без труда обогнали пожарную машину. Саша хмыкнул :»Смотри, что делают — мы идем под сто километров, и они. Это ж надо такую махину разогнать». А она от нас не отставала. Вскоре обогнали несущуюся на всех парах еще одну «пожарку», а потом еще одну. Саша разбирается — определил по бортовым номерам, что машины из Тольятти. «Что-то горит» — поняли мы. Потом и отсветы зарева видели, темное небо освещалось сильнее обычного, чем бывает на подъезде к большому вечернему городу. Я подумала, что горит, наверное, НПЗ.

Дома озадачил автоответчик — взволнованные голоса друзей ничего не объясняли, а только спрашивали: где я, где, что самое неожиданное, дочь. Еще не успела дослушать все сообщения, как телефон зазвонил: «Ты ничего не знаешь? Горит УВД, много жертв.А где дочка?». Друзья знали, что она работает в УВД, экспертом. Я, еще до конца не понимая, отвечала, что дочь на больничном. «А сейчас-то где?». И тут все у меня внутри похолодело — дома-то ее нет! Мысли остановились на одной — она ж вполне могла отправиться на работу, назавтра ее выписывали. Утешений по телефону уже не слышала. И тут звонок в дверь — открываю, дочь. И с порога: «Мам, ну ты даешь, ты ж меня закрыла сегодня!». (У нас один из замков закрывается только снаружи, вот я утром, спросонья, автоматом заперла квартиру на все замки, забыв, что дочь дома.)

Она, как выяснилось, проснулась в обед и собралась…Конечно, на работу. А не выйти. Стала звонить подругам, соседям, никого нет. Уже после пяти дозвонилась до подруги, бросила ей ключи в окно, та ее открыла. К ней и ушла. Телевизор не включали, радио не слушали, болтали.

Уже часа через два дочь знала, что все, с кем она работала в одном кабинете, погибли. Два парня и две девушки. Они работали на пятом этаже, где размещалось эксперно-криминалистическое управление, где больше всего погибших — с этажа имелся один выход, на главную лестницу, в первые же минуты охваченную открытым пламенем.

Вскоре позвонил телеоператор — знаешь уже? Вспоминал, как хотел вернуться: «Вполне мог оказаться в это время в здании, если б не уехали в Сызрань». И я могла бы быть там. Любила в последний час перед окончанием работы бывать в УВД — люди уже расслаблены, с радостью давно знакомого корреспондента угостят кофе, иногда даже с конфеткой. А то и подбросят домой в час пик».

                                        Расследование

Видела в ИПЛ (испытательной пожарной лаборатории) добытые ими данные. Парни эти первым делом, как отступил огонь, кинулись в район кабинета №75 на втором этаже, откуда начался пожар. Ведь сначала дым распространился по коридору, люди стали сообщать дежурным, те не сразу, но нашли дверь в конце левого крыла, откуда шел дым. За ней идут туалетные комнаты и переход в УИН. Взломали дверь, потому что ключи не нашли. Потом взялись тушить своими силами — горел стол. Потушить не смогли, открыли пожарный кран, протянули шланг через весь коридор — но вода не пошла. Все это заняло от 20 до 30 минут!Этих минут и не хватило для эвакуации людей.

Так вот, сотрудники ИПЛ нашли место возгорания и выпилили.

Когда следователи сообщили, что очаг пожара обнаружен, многие не верили — как в таком аду, когда плавились сейфы, что-то могло сохраниться? Могло, считает следствие, — отсекали водой соседние УИН и ФСБ, заодно не дали рухнуть и крайним кабинетам. От дежурных было известно, где стоял тлеющий стол. Нашли след от прогоревший пластмассовой урны, в которую был брошен скорее всего окурок. Заснят на пленку след от урны до того места, где огонь ушел в перекрытия, одновременно занялся и стол.

Потом в условиях лаборатории провели эксперимент — с окурком, корзиной и результат получили очень похожий. Здание тридцатых годов постройки имело внушительный вид, а в перегородках и перекрытиях — пустоты, заполнение которых с тех пор превратилось в пыль, скорость распространения огня в которой 10 метров в секунду. Подтверждено опытами. Потому огонь, забравшись в перекрытия и не получив вовремя никакого сопротивления, быстро овладел всем зданием и почти одновременно вырвался наружу сразу в нескольких местах. А не отгороженная дверьми от коридоров главная лестница стала прекрасным поддувалом. Так что версию про поджег не на чем строить. Скорее всего ее не будет, когда Генпрокуратура завершит следствие. Хотя, эта причина была бы, наверное, предпочтительнее для тех, кто потерял близких.

Девушку-следователя, подозреваемую в том, что именно она курила, установили. Ее спасли с 4-ого этажа, где та распечатывала документы на ксероксе. После лечения ожогов она было вышла на работу, коллектив был в шоке. Но следовательница наняла адвокатов и защищалась. Сумела доказать, что курили и другие. Работать в атмосфере отчуждения она не смогла — уволилась.

Впрочем, ясно, что причин беды несколько…Предписания пожарных по зданию выполнялись лишь на малую толику — хотя и соседнее УИН уже горело,и горело такое же здание поликлиники УВД, где пустоты были затем заполнены невозгораемыми материалами. Дежурка действовала не идеально, у пожарных катастрофически не хватало выдвижных лестниц, не было вообще «кубов жизни», водоканал не мог обеспечить нормальный напор воды.

Следствие по делу вел следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Леонид Коновалов, но точки так и не поставил. Вернее — дело пристановлено за необнаружением виновных. Коновалов гордился тем, что собрал для расследования лучшие силы, проведено 575 экспертиз, опрошены 600 человек, исследования осели в 55 томах. Он раскопал все имеющиеся документы по противопожарной безопасности в МВД, Минюсте, Минздраве и пр. Нашел в них немало противоречий… Говорил, что частные определения по итогам расследования все же будут, но пока о них ничего не известно.

— Вопрос о переселении ГУВД в другое здание решался пять раз. Здание было обречено, но людей можно было вывести…-сказал мне в эксклюзивном разговоре Леонид Коновалов,- я юрист и должен дать правильную юридическую оценку действий или бездействия тех или иных лиц. Я считаю установленным фактом, не версией, загорание от окурка. Вспомните, ведь от огарка свечи в былые времена выгорала Москва.

          И все же в Самаре никто не верит «в окурок» и ничего с этим поделать нельзя. Меня Леонид Коновалов тоже не убедил…Пусть кто-то спишет все это на эмоции…К слову, по некоторым сведениям, после выхода на пенсию Коновалов приобрел (или снимает квартиру в Самаре. Объясняет, что в Москве могут быть преследования со стороны оправданных судом обвиняемых по убийству журналиста Димы Холодова, дело которого расследовал…

=========================

В момент, когда зафиксировано первое сообщение о пожаре по «01» — в 17.50 — на пепелище, где стояло здание ГУВД, зажглись 57 свечей — в городских сумерках на скорбном месте горел огонь, на этот раз тихий и безобидный.

(архивное фото)

    Людмила Бородина,

специально для изданий Медиа Группы «Ваш выбор» ©