Спешите делать добрые дела, Чтоб не хватило времени на злые. (Карина Филиппова)

Когда ребенок долго болеет, ему требуются не только лекарства. Нужно отыскать в его душе место, где пересохло зернышко радости. Нужно согреть его, и оно оживет.

За несколько дней до поездки с детьми из отделения трансплантации почки я сама поехала в Дарвиновский музей, чтобы провести разведку на местности. Была я там давно и все позабыла. Меня направили в экскурсионный отдел.

Сотрудник отдела Варвара Николаевна Ганшина выслушала меня, взяла за руку и повела в Большой зал. Потом на второй этаж. Потом на третий. Она, конечно, втайне наслаждалась впечатлением, которое произвел на меня этот поход, но цель у нее была не возвышенная, а вполне земная: показать мне переходы, в которых стоят мягкие банкетки, — потому что каждые четверть часа дети из этого отделения нуждаются в небольшом перерыве и лучше бы в это время посидеть. А еще мы катались на лифте — чтобы я знала, сколько моих подопечных можно перевезти за один раз и куда можно добраться.

Собственно, без этих пустяков детям, ожидающим трансплантации почки, в музее делать нечего. Веселые и жизнерадостные, но очень слабенькие экскурсанты нуждаются в особом отношении взрослых. Понимают это не все.

Например, я ожидала, что Варвара Николаевна выставит меня за дверь, лишь только я заикнусь о том, что хорошо бы водить детей по пустым залам, а других посетителей от нас как-нибудь отделить, чтобы не подхватить инфекцию. Она меня успокоила — и в самом деле впоследствии выяснилось, что она все рассчитала. Когда доберемся до комара, которому при нас прикручивали ногу, мы к этому вернемся.

* * *

В четверг утром мы уселись в автобус — наш любимый синий автобус, за рулем которого, как всегда, был Алексей Рафаилович Зюзин. Тоже не пустяк: “голубую стрелу” прислали из детского дома №48.

В музее нас уже ждала Ольга Павловна Ваньшина, заведующая справочно-библиографическим отделом. Через несколько минут после начала экскурсии я поняла, что ни рассердить, ни раздосадовать ее мы не сможем. Дети есть дети. Кто-то начал сыпать вопросами, кто-то не в силах стоять на одном месте… Добрый взгляд, теплый голос, увлекательный рассказ — и все притихли.

Надо сказать, что Дарвиновский музей — один из лучших музеев, в которых мне доводилось бывать, включая чудеса Великобритании, Испании, Америки и т.д. Собственно, музею сто лет, но несколько лет назад он переехал в великолепное новое здание. Когда дети узнали, что искусно выполненные чучела животных, к примеру огромное чучело бурого медведя, сделаны более ста лет назад, они стали щелкать затворами фотоаппаратов. В других музеях нам нередко запрещают фотографировать — откуда людям знать, что для большинства детей это первый в жизни поход в музей? А некоторые знали и все равно шипели: “бесплатно не положено”. Тут же все было положено, и положено куда надо.

В зале “Многообразие жизни на Земле” некоторые дети подолгу стояли возле слона. Правда, стояли и раскрыв рот смотрели. Там, откуда они приехали — Красноярский край, Тува, Краснодарский край, — слонов нет. А в деревнях нет музеев. Там даже аптек нет. Теперь представьте себе, как эти притихшие естествоиспытатели входят в зал макроэволюции, а там река времени — настоящая — и динозавры. Нажмешь кнопку, и они начинают шевелиться. Ольга Павловна терпеливо ждала, а динозавры все шевелились и шевелились. Потом пошли в зал, где пели птицы.

А в зале зоогеографии стоят живые весы. Восемь лет назад их придумали и сделали сотрудники компьютерного отдела музея. Человек встает на весы и смотрит туда, где должны быть цифры. Нет, цифры есть, но они расположены на экране, разделенном на четыре части: слон, медведь, кошка и мышь. И оказывается, что один слон — это сто восемь тощих мальчиков. Или, наоборот, одна девочка — это приблизительно тысяча мышек. Или шесть кошек… Бог весть, как нам удалось увести оттуда детей. Тысяча мышек и шестьдесят кошек, в смысле четверть слона, не хотели уходить. Да я и сама не могла оторваться.

Для полного счастья нас привели в галерею беспов. Так сокращенно называют беспозвоночных, то есть насекомых. Теперь представьте себе, что было с нашими экскурсантами, когда они увидели смарагдовых цветочных жуков, живых мадагаскарских тараканов и сверчков. И уже было не разобрать: то ли сверчки стрекочут, то ли дети пищат от избытка чувств.

Теперь про комара. Да, мы переходили из одного зала в другой и увидели, как человек собирает какое-то страшилище.

На пояснительной табличке было написано: “Комар? Кошмар!”. Оказалось, что макет комара, увеличенного в 50 раз, выполнен по специальному заказу — для детей с недостатками зрения. Чтобы они могли пожать ему лапу, похлопать по плечу и в конце концов поняли, какой он, этот злодей. У человека, который передвигается на ощупь, другой возможности познакомиться с главным кровопийцей средней полосы России просто нет. И муху такой человек разглядеть не может, и божью коровку. Ольга Павловна Ваньшина сказала, что раз-два в неделю музей проводит экскурсии для детей, больных ДЦП, слепых и слабослышащих.

* * *

Из музея мы поехали в кафе, известное отличными пирогами. Детям из отделения трансплантации почки мало что можно, а вот пироги с мясом, капустой, яблоками и брусникой — пожалуйста. Нас там ждали, выделили укромное местечко. Дети, мамы и сопровождающие из больницы подкрепились бульоном с сухариками, взрослым принесли салаты. Надо сказать, что не только дети, но и некоторые взрослые впервые оказались в таком заведении. Когда симпатичная официантка Зуля появилась с пирогами, все необычайно оживились, наш фотокорреспондент начал все это с удовольствием снимать, одна мама позвонила домой — а дом очень-очень далеко от Москвы — и стала рассказывать, что у детей праздник, мы в ресторане, все очень-очень хорошо. И почему-то меня пробрал мороз. И даже когда принесли пирог с брусникой, и этот пирог молниеносно исчез с тарелок, как будто растаял, мне все еще было не по себе. Знаете это чувство: все хорошо и очень грустно…

И еще три коробки с пирогами мы взяли с собой в больницу.

А водитель автобуса Алексей Рафаилович вез нас, как виртуоз из ансамбля Спивакова. Беспокоился, всем ли тепло, как танк, объехал пробку. И глаза у него, когда дети с ним прощались, были какие-то нечужие.

* * *

Чертов кризис обезоружил людей, у которых на книжке лежат заветные пятьдесят тысяч рублей на похороны, а еще больше тех, у которых в помине нет никакой книжки, а есть одни проблемы. Многие растерялись. Я не про пламенных старушек, которые невесть каким божьим соизволением прут с рынков неподъемные тележки с гречкой, мукой и растительным маслом. Навек не запасешься, и все это понимают, но просто страшно.

И тут, ей-богу, самое время воспользоваться лучшим в мире средством от страха. Взять и безрассудно — тут это слово вполне уместно, то есть без всяких рассуждений, возможно, даже разумных — обратить свои помыслы на помощь тому, кому хуже, чем тебе. То есть хоть иногда, как с удовольствием прочитала я недавно в одной замечательной книге — хоть иногда отсчитывать не от “хочу!”, а от чего-то другого.

Почему я так подробно описывала наше путешествие по музею? Чтобы растерявшимся людям было легче разобраться в том, как быть. Не все наши беды от отсутствия денег — большие и худшие от отсутствия доброй воли.

Подробнее: Московский комсомолец

Московский комсомолец