Миф о причастности Менделеева к происхождению и прославлению русской водки столь живуч, что нуждается в изучении и объяснении.

Отдадим должное выбору народом своего главного эксперта. Дмитрий Иванович Менделеев — гений, великий ученый, а потому и безусловный авторитет. Приписываемая ему молвой оценка (что-то вроде «наука утверждает, что нет на свете водки правильнее, чем русская») у простого потребителя не вызывает сомнения.

Панегирики русской водке пропеты поэтами, офицерами и помещиками, несть им числа. Тут и «блаженное тепло», и «обожаю вкус и запах ея», и «наливаешь ее, мамочку, из серебряного лафитничка…» Но Менделеев-то о свойствах водных растворов этилового спирта написал не словесные кружева, а докторскую по химии! А какие такие у спирта могут быть свойства, кроме всенародно любимых? Так и отчеканилось в народном сознании, словно медаль: бородатый алхимик передает благодарным современникам и потомкам колбу с кристальной влагой. И изрекает при этом некую «формулу водки».

Спорить с этим бессмысленно — фольклор.

Знаменитый кулинарный писатель Вильям Васильевич Похлебкин написал о сорокаградусном напитке научную книгу — «История водки».

С ней многие спорят, и напрасно — тоже фольклор.

Пусть кто-нибудь опровергнет такое, к примеру, похлебкинское определение водки: «Не просто «средство опьянения», а сложный национальный продукт, сконцентрировавший в себе историческую, пищевую и технологическую фантазию русского народа». Да это впору печатать крупными буквами на этикетках!

Или такая сентенция: «Русская ржаная водка не вызывает таких последствий, как тяжелое похмелье, не ведет к возникновению у потребителя агрессивного настроения, что обычно характерно для воздействия картофельной и особенно свекольной водки». Да за это отдельно выпить стоит! Ржаной, естественно, а не свекольной.

Тем более что «она (русская водка) обладает особой мягкостью, питкостью, ибо вода в ней не бездушная, а живая и, несмотря на отсутствие какого-либо запаха или привкуса, в то же время не безвкусная, как дистиллированная вода. При этом степень очистки русской сырой воды такова, что она сохраняет хрустальную прозрачность, превышающую по показателю освещенности любую дистиллированную воду».

Не спрашивайте у физиков, что такое освещенность как показатель прозрачности. Не мучайте химиков вопросом о правомерности выражения «любая дистиллированная вода». Это все пустое. Ведь сказано ясно, по-былинному: вода для русской водки берется «не бездушная, а живая». И слова для ее описания тоже нужны живые, понятные, убеждающие — именно такие, какие нашлись у Вильяма Васильевича: «Вода русских чистых (пока) небольших лесных рек по своему вкусу пока уникальна и не может быть воспроизведена нигде в мире».

Дмитрий Иванович Менделеев, кстати, тоже умел находить убеждающие слова. Чего стоят две его фразы, каждая из которых могла бы лечь в основу новой национальной идеи. Первая: «Нефть — не топливо. Топить можно и ассигнациями». И вторая: «Север — фасад России». Эти менделеевские формулы россиянам еще предстоит осмыслить в двадцать первом веке.

А про водку Дмитрий Иванович ничего афористичного не сказал. За него это сделал Вильям Васильевич, яростный пропагандист мифа о Менделееве как отце русской водки. Спасибо ему за это. Скучно было бы, ей-богу, употреблять некую вненациональную спиртосодержащую жидкость — ни тебе чувства гордости, ни возможности проявить научную эрудицию в застольной беседе…

Тут следует сделать важное дополнение. У партии «правильной русской водки» есть серьезный противник — писатель Венедикт Ерофеев. Он, правда, больше анализировал непростой внутренний мир ежедневника (словечко из врачебного жаргона: пациент, употребляющий алкоголь с регулярностью педанта), чем случайное содержимое его стакана. Но попутно, ненароком, в силу редкостного обаяния своего таланта Веничка опоэтизировал политуру, денатурат и средство от пота ног. Тоже фольклорный герой — но хранитель не живой, а мертвой воды. Менделееву с Похлебкиным не товарищ.

Не могу удержаться от еще нескольких цитат из «Истории водки».

«И дворянство давало свое честное классовое обещание монархам сохранять водку как чисто сословную привилегию и не пытаться превратить ее в пошлый источник наживы».

«Казалось бы, «Финляндия» не в пример другим заграничным водкам — самая натуральная, и в использовании в ней чистосортной ржи также нет никаких сомнений, ибо финские предприниматели скрупулезно честны, однако сравнения с московской водкой «Финляндия» все же не выдерживает. И это объясняется тем, что в финской водке используется так называемая вазаская рожь, зерно которой полновеснее, красивее, чище, чем зерно русской ржи, но не обладает совершенно характерным «ржаным» вкусом русского жита».

И категорический вывод: «Чисто биологические и чисто географические причины не дают возможности воспроизвести русскую водку где-то за пределами России».

Первую рюмку — за Менделеева. Вторую — за Похлебкина.

Борис ПАСТЕРНАК

МАИК "Наука/Интерпериодика"

*